Читать книгу "Начало России - Валерий Шамбаров"

Истребив Москву, Тохтамыш разделил рать надвое. Одну часть кинул на восточные волости Руси, другую на западные. Жители Переславля не надеялись отбиться, выплыли на середину Плещеева озера и смотрели из лодок, как погибает их город. Та же судьба постигла Юрьев, Владимир. На западе татары погромили Звенигород, Можайск. Но Владимир Храбрый успел собрать несколько полков, ударил на ордынцев и растрепал их. Тохтамышу такой оборот не понравился. Доходили слухи, что и к Дмитрию в Кострому сходятся ратники. Поражения могли смазать впечатление от столь удачного похода. Хан приказал возвращаться домой. На обратном пути спалили Коломну, а потом и Олегу Рязанскому пришел черед посчитать награды за ханскую службу. Орда перетряхнула его княжество, разнесла Рязань. Тохтамыш подчиненных не сдерживал. Пусть резвятся! А русские крепче запомнят, кто их повелитель.

Дмитрий Донской вернулся на пепелище, заваленное трупами. Распорядился погребать убитых, назначил по рублю за 80 тел. Вышло 300 руб. – 24 тыс. покойников. А в других городах, по селам? А скольких угнали? Минуло лишь два года с победы над Мамаем. И все, чего удалось достичь, рассыпалось чадящими головешками и мертвечиной. Так долго, так кропотливо строили государство! И насколько непрочным оно оказалось! Один-единственный удар – и стало разваливаться.

Борис Городецкий, Кирдяпа и Семен околачивались в Орде, рассчитывали на ханские милости. Михаил Тверской рассудил, что все договоры с Дмитрием теперь можно отбросить. Сразу же после сожжения Москвы, в сентябре, поскакал в Сарай. Поскакал исподтишка, тайно, чтобы никто не опередил – хлопотать все о том же, о ярлыке на великое княжение. Новгородские «золотые пояса», едва услышав о катастрофе, опять принялись спорить о дани, высматривать себе князей в Литве. Словно время обратилось вспять, и Тохтамыш одним махом отшвырнул страну назад, в дремучее болото старых усобиц. Но ведь хан добивался именно этого.

Было от чего прийти в отчаяние. Завыть в голос, уткнув лицо в ладони. Трудились, бились, отдавали себя без остатка – ради чего? Была ли она, великая жертвенная победа? Или пригрезилась в неясном сне? А наяву были пожарища и трупы. Наяву нужно было все начинать сызнова. С нуля! Поддержать Дмитрия Донского могла одна лишь вера. Только она могла в какой-то мере утешить, подкрепить. Если надломилось дело его жизни – значит, так было угодно Господу. Значит, прогневили Его, возгордились. Значит, Богу угодно еще раз испытать Русь и ее государя. Еще раз призвать Дмитрия послужить, собрать себя в кулак.

Что ж, вера у него была прочной. Надломилось государство, а государь не сломался. И оказалось, что действовать ему приходится все же не с нуля. Его погибшие успехи жили в душах людей. Кто-то спешил выйти из повиновения, а другие, напротив, сплачивались теснее. К Дмитрию и Владимиру Храброму, пусть с запозданием, стекались отряды бояр, удельных князей, шли сами по себе рядовые ратники. Без дела их не оставили. Конечно, о схватках с ордынцами думать уже не приходилось, но великий князь послал полки наказать Олега Рязанского. С какой стати нарушил клятвы? Не пора ли угомониться? Двух недель не прошло, как сгорела Москва, а ее рать вступила за Оку. Для Олега это стало полной неожиданностью, он скрылся. А его земли, только что разоренные татарскими «друзьями», подверглись крепкой взбучке с противоположной стороны.

Этим походом Дмитрий заявлял и друзьям, и недругам: хоронить его рановато, и менять свою политику он не собирается. Друзья услышали. В войне против рязанцев к государю присоединились старые союзники – князь Мещеры Александр Укович, муромляне. Мещера считалась самостоятельным княжеством. Сейчас с Александром Уковичем договорились, что оно войдет в состав Московской державы. Жители Мурома выражали аналогичное желание. Картина получалась парадоксальной. Победы над Бегичем и Мамаем не принесли Дмитрию Ивановичу никаких приобретений, а после разгрома его государство начало расти! Люди имели возможность сравнить линию поведения Олега Рязанского, нижегородских князей и Донского, и выбирали, с кем они хотят быть…

Митрополит Киприан по-прежнему сидел в Твери. Не прибыл отпевать мертвых москвичей, браться за восстановление храмов и монастырей. Даже не известил великого князя, что Михаил Тверской кинулся к хану за ярлыком. С какой стати извещать, если сам же благословил интригу? Но Киприан поспешил. Дмитрий Иванович вызвал его в Москву. Митрополит не осмелился ослушаться, прибыл. Государь поговорил с ним жестко, нелицеприятно. О чем было говорить-то? Изменил великому князю, увлекся шкурными делами, в критическую минуту бросил свой пост. Нужен ли был Церкви такой предстоятель? Донской полагал – не нужен. Велел отчаливать обратно в Киев.

Однако и Тохтамыш не забывал о великом князе. В Москву нагрянул «лютый посол» Адаш. Давненько уже не видели в нашей стране «лютых послов». Ханы посылали их специально – передать свою волю, а одновременно терроризировать, унизить. Многочисленная свита ни в чем себе не отказывала, грабила и хулиганила, а Адаш объявил Дмитрию Ивановичу, Тохтамыш налагает на него «тяжкую и великую дань». Что оставалось делать? Кликнуть дружинников, принять наглое посольство в копья? Хан запросто отдаст ярлык тверичам или нижегородцам. Русь раздерут смуты, нахлынут татарские тумены, будут резать, опустошать. Но страна еще не скоро оправится от прошлого нашествия…

Героям Куликова поля требовалось смиряться. Смиряться до крайности, до невозможного. Безответно сносить хамство посла, выходки его воинов, кланяться и делать вид, будто так и надо. Так повелось от предков, они хозяева, мы подданные… По весне 1383 г. на Москве снарядили длинные обозы. Дмитрий Донской отправлял в Сарай старшего сына Василия. Ему исполнилось 11 лет, но и ему пришла пора включаться в государственные дела. Такая уж доля выпала русским кнзьям. Самого Дмитрия тоже возили в Орду ребенком, сейчас везли его наследника, и задача ему предстояла первостепенная: судиться о великом княжении.

С мальчиком ехали бояре, везли «дары многие». Но и мальчик играл важную роль, представлял отца, символизировал его покорность. Хотя суд разыгрался самым благоприятным образом. Тохтамыш заранее вынес приговор. Он не испытывал ни малейших симпатий к Москве, не страдал приступами благородства, он был обычным степным хищником, жадным и вероломным. Но он отлично понимал – дань с Руси сумеет собрать только Москва. Поэтому Тохтамыш охотно поиграл в благородство. Указал всем собравшимся, что он «поустрашил» Дмитрия Ивановича, и князь исправился, стал верно служить царю. Ну а раз так, хан «жалует его по старине», утверждает за ним его «отчину», Владимирское государство.

Впрочем, «жалованье» получилось дороговатым. Московские бояре пробовали торговаться, но им насчитали немалую дань, а за прошлые годы довесили «долг» в 8 тыс. руб. Кроме того, Тохтамыш задумал закрепить подчинение Руси системой заложничества. Ее практиковали и в Турции и в Средней Азии, почему было не перенять полезный опыт? Хан оставил в Сарае и княжича Василия, и сыновей тверского, рязанского, нижегородских князей. Пускай сидят под рукой, а отцы трижды подумают, прежде чем ослушаться.

17. Как у католиков стало два папы

Под низкими каменными сводами удушливо коптили факелы и сальные светильники. Король и его жена рвали руками мясо, жир стекал по пальцам на манжеты, капал на стол. С таким же аппетитом кушали придворные, обгрызали и высасывали кости, швыряли их толкающимся под столом собакам. Вместе с собаками на полу копошились карлики, уродцы, заглушали общее чавканье возней и перебранками, выкрикивали шуточки. Набитые животы гостей тряслись от хохота…