Читать книгу "Гипнотизер - Барбара Эвинг"

Таким образом, Корделия заставила себя сказать «прощай» старым комнаткам на Литтл-Рассел-стрит (где они постарались, предварительно уведомив хозяина о переезде, заменить поврежденные половицы). Хозяин (внук того господина, с которым имела дело еще Хестер), конечно, попытался взять с них дополнительную плату, но Корделия с царственным видом заплатила ему только треть затребованной суммы, сказав, что те прогнившие половицы следовало заменить давным-давно. (Они с Рилли не раз обсуждали, мог ли портвейн, который постоянно проливался на пол, способствовать такому мощному разрушению дерева.)

Корделия несколько раз вздохнула, чтобы не разрыдаться, и наконец сняла с потолка старые стеклянные звезды. Она думала о Кити и Хестер, о том, что значил для них этот подвальчик. Собирая подсвечники, книги и снимая зеркала, а также неизменного Альфонсо, Корделия нежно разговаривала с призраками прошлого. Она говорила себе и вещам, что переезжает совсем недалеко и ни за что не покинет Блумсбери, потому что это ее родина. Вдруг ее осенила мысль: «Я должна называть себя мисс Престон, это мой долг перед родными». Уходя из подвальчика, Корделия даже помахала мраморным Альфонсо в сторону пятидесятидвухлетнего настоятеля храма, который как раз проходил мимо, — тот сделал вид, что не одобряет ее поступка, но выглядел смущенным.

Сначала новая обстановка подавляла их, особенно поражали огромные окна в комнатах, где они принимали посетителей. Но ставни и шторы по-прежнему скрывали свет за окнами, когда этого требовали обстоятельства, и они решили приобрести новые звезды и еще больше зеркал, задрапировав их разноцветными шалями. Дубовый пол в этой комнате был покрыт прекрасным ковром. Вскоре они обрели вкус к роскоши и купили настоящую люстру и красивую мебель. Альфонсо тоже некоторым образом приобщился к новой обстановке — теперь он «восседал» на большом столе с витыми ножками. Однако Корделия решила не менять стиля своей одежды, оставшись верной простым фасонам. Корделия ничем не напоминала женщину в тюрбане и шелках, которая утверждала, будто видит свою мать, поселившуюся после смерти в Африке. Подруги долго решали, на чем остановиться: на арфе или на пианино. Они чувствовали, что флейта выглядела лучшим фоном, особенно если вспомнить впечатление, которое произвели на них оркестры с участием скрипачей и искусственные раскаты грома на приеме у других гипнотизеров. Корделия решилась на откровенный разговор с месье Роландом о гипнофренологии, помня, как гипнотизер массировал голову одной леди, заставляя ее смеяться, петь и швырять вещи. «Мне это очень не понравилось», — призналась Корделия. Она настояла на том, чтобы работать под своим настоящим именем, хотя Рилли бурно протестовала, опасаясь, что поток клиентов уменьшится, если кто-нибудь узнает в Корделии бывшую актрису. «Я должна называть себя мисс Престон. Это мой долг перед Кити и Хестер», — заявила Корделия. Миссис Гортензия Паркер, леди-аптекарь, помогла им приспособиться к переменам, деликатно распространив слухи о том, как тетя Корделии, известная под именем мисс Престон, в свое время проводила сеанс гипноза со старым королем, и мисс Корделия Престон, вернувшись к знаменитому имени своей тетушки, уже получила конфиденциальную информацию из дворца.

Наконец они установили бронзовую табличку на двери на Бедфорд-плейс. Она была очень маленькой, почти незаметной. На ней было написано: «Мисс Престон, гипнотизер». Однако слава Корделии (как бы она себя ни называла — гипнотизером или наставницей молодых леди) распространилась столь широко, что она могла выступить под каким угодно именем и бронзовая табличка не играла никакой роли: клиенты, новые и старые, шли потоком.

Они настойчиво предлагали комнаты месье Роланду, но тот вновь и вновь отказывался.

— У меня есть комнаты в Кеннингтоне, ко мне приходят мои собственные клиенты, — возразил он. — Но, конечно, я с удовольствием буду посещать вас, если я все еще желанный гость в вашем доме.

Особенно добр он был с Рилли и иногда по вечерам просил ее сыграть на флейте.

— Вы чудесно играете, Рилли, — сказал он, делая вид, что не замечает печали в ее глазах.

Корделия была частой гостьей в доме месье Роланда, обсуждая с ним приобретенный опыт. Она все более уверялась в том, что обладает способностью к гипнозу, хотя продолжала говорить с парами о любовных импульсах и зоне родительской любви, исследовать особенности строения головы. Некоторые молодые леди испытывали настоящий страх при мысли о том, что им предстоит пережить в первую брачную ночь. Тогда Корделия погружала их в транс, стараясь соблюсти максимальную деликатность. Потом она приводила их в чувство, и они обретали покой, после чего Корделия, используя самые простые слова, рассказывала барышням о супружеских отношениях. Затем к ней начали приходить те, кто испытывал физическую боль, и она, нервничая поначалу, постепенно поверила в свои возможности. Она с удивлением замечала, что временами переживает чужие страдания, как свои собственные. Корделия объяснила это месье Роланду, и он внимательно выслушал ее, согласно кивая головой.

Однажды в воскресенье, уже стоя у двери в их новый дом, он взглянул на простую бронзовую табличку, на которой было написано: «Мисс Престон, гипнотизер», и улыбнулся. Осеннее солнце отсвечивало на металле, и тот словно искрился.

Корделия на мгновение задержала руку месье Роланда, затянутую в перчатку, в своей, и сказала:

— Я хотела бы проводить вас немного. Сегодня чудесный день.

Она вернулась за шляпкой и перчатками, и они отправились к реке. На улице было полно народу: все высыпали на воздух, наслаждаясь великолепной погодой. Они прогуливались, лишь изредка обмениваясь какими-то фразами, храня молчание, которое принято между людьми, давно и хорошо знающими друг друга. Они спускались по Друри-лейн, солнечные лучи пробивались между зданиями, и Корделия посмотрела на театр, отстроенный после пожара. Он стоял, как и в былые времена, когда ее мать была актрисой. Корделия невольно задумалась, вспоминая те дни, когда была успешной и юной, а затем представила себе, как Кити и Хестер, тринадцатилетние девочки, выступали в спектаклях.

— Месье Роланд!

— Да, моя дорогая.

— Я хочу спросить кое о чем.

Корделия все не отводила взгляда от огромного здания: на мгновение ей почудилось, что она ощущает запах гусиного жира и масла в фонарях. Он услышал ее легкий вздох. Что в нем было? Сожаление? Воспоминание? Трудно сказать.

Она двинулась вперед.

— Когда я была актрисой и работала с мистером Кином, иногда, совсем редко, происходило что-то необычное.

Корделия заколебалась, пытаясь подобрать нужные слова.

— Я не знаю, как это объяснить, но происходило нечто экстраординарное.

— Что вы имеете в виду?

Осеннее солнце ласково согревало их своими лучами.

— Думаю, что это имело отношение к концентрации. Я как будто теряла контроль над происходящим.

Он понимающе кивнул.

— Иногда я задумываюсь над этим: мне кажется, что во время сеанса гипноза происходит нечто подобное. Как будто высвобождается какая-то сила и не поддается контролю.