Читать книгу "419 - Уилл Фергюсон"

Парни бросили свое занятие и уставились на Ннамди. Не дожидаясь второго выстрела, тот сказал:

— Вы неправильно делаете.

Каноэ бортом пихнуло моторку.

— Вы так до нефти не доберетесь.

Они колотили по шву, но трубопровод двойной, а линии швов ступенчатые.

— Даже если вскроете, внутри еще одна труба. А она стальная. Никакого молотка не хватит. И ножовки. Трубопровод — это вам не винная пальма.

Парень из сна про Бонни-айленд сощурился:

— А ты-то что смыслишь?

Ннамди ухмыльнулся:

— Я ж механиком был. Вам надо искать центральный манифольд. — Показал вверх по течению, куда уходила по болотам труба. — Вон там ближе всего. Поищите манифольд — там слабое место.

Остальные переглянулись — непонятно, стоит ли ему доверять.

— Манифольд?

Ннамди кивнул.

— Поплывете вдоль трубы, найдете коллектор. Много труб. Манифольды на вид прочные, но там одни заклепки и болты, а болты ломаются. Их никто не трогает, поэтому их не охраняют — не так, как насосные станции. Найдите манифольд — раздерете его на части, как угри. Ломаете муфту, поворачиваете клапан, перенаправляете поток — и вот вам нефть. Они еще несколько дней, а то и недель будут искать поломку и манифольд закрывать. — Он глянул на пустые бочки и канистры в моторке. — Емкостей вам понадобится больше. Сколько найдете.

Парень с Бонни-айленда поглядел на Ннамди, сощурившись, — глаза точно оружейные гильзы в лужах крови — и сказал:

— Ноао.

Вот вам сказка о том, как мальчик стал москитом.

58

— Ладно, но дело-то в чем, все ж не так просто, много факторов, вот в чем дело-то…

Уоррен частил, слова спотыкались друг о друга — и так всякий раз, когда он впаривал младшей сестре что-нибудь сомнительное. Уговаривал, скажем, обменять два четвертака на четыре пенса. («Четыре ведь больше двух, правильно? Выгодная сделка».) Или спрыгнуть с гаража в кучу листьев, которую он только что нагреб. Лора после этого злоключения три недели ходила в гипсе по щиколотку. Уоррен первым расписался на гипсе маркером — эдак с росчерком. По сей день так расписывается.

Банк начал процедуру присвоения родительского дома. Адвокат Уоррена предъявил банку судебное предписание — расследование-то не закончено, — но это временная затычка, и Уоррену это ясно. Им сдали слабые карты, хоть сестрица этого и не понимала.

— Маме прислали уведомление о выселении, — сказала Лора. — Из ее собственного дома!

— Слушай, дела такие. Чтоб маме не выезжать, нужна очень крупная шестизначная сумма, пятьдесят штук только чтобы в дверь войти, а потом платить за дом годами — и дороже рыночной стоимости, я хочу заметить. Мамы уже не станет, мы всё будем платить, а дом-то ведь не такой уж и распрекрасный.

— Это дом нашей семьи, — огрызнулась она.

— Был, — сказал Уоррен. — Это был дом нашей семьи. Если он тебе так дорог, может, сама и выкупишь? Переедешь, будешь выплачивать. Я понимаю, ты у нас журналистка или кто там, в деньгах не купаешься, но хоть какие-то сбережения у тебя есть?

— Есть, но их не хватит. Вообще никак, сам ведь понимаешь. Это же ты у нас вроде бы крупный и успешный бизнесмен.

— Я и есть крупный и успешный, — огрызнулся он. — Я за «кадиллак», небось, выплачиваю больше, чем ты за свою меблирашку мудацкую.

— Это не меблирашка, это квартира.

— Она твоя? Не твоя. Ты ее снимаешь. Между прочим, я ее тебе и подогнал. Хоть горшком назови, а все равно меблирашка. Я о том и толкую. Ты не представляешь, какие у меня расходы. Я и так уже на пределе, все активы вложены, инвесторы в затылок дышат. Я не могу из жопы достать пятьдесят кусков, а уж дом купить — и подавно. Пускай мама переезжает к нам в Спрингбэнк.

— Что, в подвал?

— Да, в подвал. А ты что предлагаешь?

— Кое-что. Потрать чуток своих баснословных богатств, чтоб нашу мать не выперли из ее собственного дома. Ты же говоришь, что ты богач.

— Я не говорю, что я богач.

— А ведешь себя как богач.

— Это не одно и то же. У меня товарищества с ограниченной ответственностью. После слияния я стал старшим акционером, платил себе зарплату, а не дивиденды, и когда рынок рухнул…

— Что ты несешь? Говори по-английски.

— Я говорю, что денег у меня нету. Пусть мама селится у нас, если хочет, но про наш дом забудь.

Лора вспомнила детские настольные игры. «Монополия». «Жизнь». «Змеи и лестницы». «Извините».[31]

— Рубины, — сказала она — презрительно, сардонически, печально.

— Какие рубины?

— Можно выковырять рубины из штукатурки. Будет чем банку заплатить.

Брат заморгал — не понял.

— Ты всегда выигрывал в «Монополию». — Как будто упрекнула его.

— Я жухал.

— И в «Извините» выигрывал. И в «Улику».[32]

— В «Извините» я жухал. И в «Улику».

В финале «Улики» убийцу загоняли в угол и объявляли торжествующе: «Мисс Пурпур. В бильярдной. Ножом!»

— Как можно жухать в «Улику»? — заинтересовалась Лора.

— Там же трое должны играть. Мы сдавали на троих.

— И?

— Я подглядывал.

— Вот говнюк.

— Окороти язык, — сказал Уоррен.

59

Танкеры, что приставали к Бонни-айленду, наполнялись порой сутками, даже если сырец шпарил в гигантские трюмы из пожарных шлангов. Однако в Дельте имела место и другая бункеровка, нелегальная — не оглушительным водопадом, а тысячей тонюсеньких ручейков, москитные бригады вгрызались в трубопровод, отсасывали нефть, наполняли бочки, от ржавчины чешуйчатые, наполняли канистры, пластмассовые контейнеры, даже пустые жестянки из-под пальмового масла.