Читать книгу "Домик в Армагеддоне - Денис Гуцко"

– Вот только один раз. А теперь затихло. Тяжесть. Нехорошо мне.

– По ногам не текло?

– Нет.

– Ложись-ка. Давай помогу. Надя, дай под голову!

Надя подняла валявшийся на пороге балкончика плед, торопливо скрутила:

– Держи.

Степан Ильич уложил Юлю.

– Фима! Не стой там!

Фима послушно шагнул в комнату и закрыл за собой дверь, спиной прислонился.

В окне – блёклое пустое небо, в тёмном зеркале открытой створки – лицо. Фима слегка наклонился в сторону, будто для того, чтобы убедиться, что это его лицо. Да, это он там, в прямоугольнике слева от неба. Кажется, лет сто не оставался один на один с собой… или только кажется? В раннем детстве часто бывало: когда заскучает – встанет у зеркала и смотрит… Хмыкнул в досаде на самого себя: что только не лезет в голову в такие минуты.

«Только бы всё сложилось. Только бы отец справился».

– Мне нужно тебя осмотреть, – слышал Фима из-за двери. – Что ты, милая? Пусти. Так надо.

В дверь постучались. Он отступил, впустил Надю.

Прикрыв за собой дверь, она порывисто его обняла, встала рядом.

– Фим, ты как? Может, вниз пойдёшь, к остальным?

Подумав, он ответил:

– Нет. Я лучше здесь.

– Ты бледный.

– Ерунда. Надя, он роды когда-нибудь принимал?

– Нет.

– А эти, которых он вызвал, скоро доедут?

Надя лишь плечами пожала.

– Меня колотит со страшной силой, – призналась она. – Зуб на зуб не попадает.

– Понимаю, – улыбнулся Фима.

– Ты сейчас совсем как папа улыбнулся. – Надя снова его обняла, но на этот раз не спешила отпускать. – Я чуть-чуть за тебя подержусь, ладно? Мне так легче. Чуть-чуть, ладно?

Ком подступил к горлу. Будто воробей замёрзший, хрупкий к нему прижался – дрожит, защиты просит.

Отрешённость лопнула. Внутри было столько нежности, что Фима испугался: сейчас расплачется. Чуть не бросился бежать. Глубоко вдохнул. Отпустило немного. Шепнул Наде в самое ухо:

– Спасибо.

– Что? – переспросила Надя. – У тебя сердце стучит…

За дверью послышался голос отца, Надя с Фимой притихли.

– Юленька, пока не началось, милая. Посмотри на меня. Вот так. Поняла, что я сказал? Ты пока не рожаешь.

– Как же?

– Нет. Послушай меня. Ты сейчас не в родах. Родов пока нет. Ты это поняла?

– Да.

– Ты должна сейчас успокоиться. Обязательно. Ты переволновалась. Переволновалась сильно. Нам сейчас нужно сделать всё, чтобы роды не начались. В срок родишь, ясно тебе? Вот так. Мальчик у тебя, не проверяли?

– Мальчик.

– А я так и думал. Ты разволновалась – вот он наружу и постучался, – мол, чего там, мамка, кто тебя обижает? Заступник. Поплачь, если плачется. Только не волнуйся. Мы тебя не бросим. Ни в коем разе. Специалисты уже едут. Ты, главное, успокойся. Попробуй расслабиться. От этого многое зависит. Не холодно тебе?

– Нет.

Степан Ильич крикнул – видимо, в холл:

– Но-шпа нужна! И валерьяна!

Через секунду уже со двора донеслось:

– Но-шпу! Валерьянку!

– Сейчас будет! – отвечал кто-то.

– Надя! Ефим! – позвал Степан Ильич.

И одновременно голос Антона:

– Степан Ильич, можно ехать!

Высвободившись из Надиных объятий, Фима распахнул дверь, вышел. Следом Надя, наступая ему на пятки.

Под самой галереей, запрокинув голову, стоял Антон. Нервно постукивал себя кулаками по бёдрам.

– Мне подняться? Машина готова.

– Так! – отец прищурился. – Сейчас.

– Бригада-то выехала?

Вместо ответа Степан Ильич достал мобильник. Дозвонившись, спросил требовательно:

– Выехали, нет? Хорошо. Номер машины я просил, Веня. Семьсот восемь, «мах». Так? Ну, всё. Я твой должник… Вызов оплатим, само собой.

Антону:

– Слушай, можно так устроить, чтобы на посту из Любореченска встретили «скорую», номер семьсот восемь, «мах»? А мы…

– Верно! – Антон уже выбегал на крыльцо. – Сразу, балбес, не сообразил!

– Чтобы сопроводили! С мигалками! Чтобы быстрее! – кричал вдогонку Степан Ильич.

Надя убежала вниз. Пока Степан Ильич, подхватив под шею, аккуратно приподнимал Юлю, Фима, зайдя со спины, ухватил её под мышки. Стараясь не смотреть на её живот, помог встать.

– Вот так.

Юля стояла, глядя в пол, – сосредоточенная, притихшая. Цепко сжимала Фимино запястье.

Фима стоял как на мине – боясь шелохнуться.

Нежность, растревоженная в нём Надиными объятиями, всё ещё ходила волнами, искала выхода. Было ново и непонятно – он весь был пронизан этим искристым чувством, которому не знал ни приложения, ни даже точного имени. Ладони покалывало. Звенело в ушах. Тянуло приласкать Юлю, прижаться к ней так, как к нему самому только что прижималась Надя.

«Хорошая моя, хорошая», – просилось с языка.

Не зная, как излить себя, Фима украдкой от отца, пока тот высматривал что-то в холле, поднял к губам Юлину руку и поцеловал. И вспомнил почему-то, как болтался в ночной пустоте на верёвке, а жизнь была – с крохотный пятачок, мерцающий зыбко, готовый истаять в любое мгновенье. И как в приступе страха, будто спеша удостовериться, что окружающий мир не так уж зыбок и выстроен из прочных вещей, он лизнул кирпичную стенку…

– Мы сейчас спустимся вниз и поедем навстречу врачам, – говорил Степан Ильич, растирая Юле слёзы по щекам. – А волноваться не будем, да?

Не поднимая головы:

– Не будем.

Они медленно, муравьиными шажками, пошли к лестнице.

Ворота были распахнуты. Во дворе стоял крицынский «Форд», возле которого расхаживал, то и дело поглядывая на крыльцо, отец Никифор.

Сергей сидел на лавке и мерно раскачивался взад-вперёд. Рядом, положив руку ему на плечо и невольно покачиваясь вместе с Сергеем, милицейский капитан. Капитан без умолку что-то говорил, что-то вроде: всё будет хорошо, братан, вот увидишь, вот увидишь.

На крыльце и вдоль стен холла, вперемешку – сотенцы и милиционеры. Одни продолжали переговариваться, другие притихли, глядя на виновницу переполоха.

– Здравствуйте, – кивнула Юля, разглядев перед собой милиционеров.

Некоторые из них хором поздоровались в ответ. Кто-то нервно хохотнул.

Юле принесли стул, но сесть она отказалась. Выкатив живот, подперев поясницу руками, прикрыла глаза и начала молиться еле уловимым шёпотом.