Читать книгу "Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз"

— Вот не повезло тебе, Даабас! На роду, видно, тебе написано нищенствовать! Вопреки воле владельца имения!

Потеря мгновенно прочистила мозги от дурмана, и Даабас злобно пробурчал:

— Богатство так просто не уходит!

Атрис затянулся, проверяя, достаточно ли воды в кальяне.

— Но ты его уже потерял, брат, — сказал он.

Каабальха начал заботливо собирать деньги и уже занес руку, чтобы спрятать выигрыш за пазуху, как вдруг Даабас схватил его за руку и жестом показал, чтобы он вернул деньги. Каабальха нахмурился:

— Это уже не твое, у тебя нет права!

— Отдавай, навозный жук! — завопил Даабас.

Встревоженный Атрис посмотрел на обоих:

— Не ссориться в моем доме!

— Ты меня не обворуешь! — кричал Даабас, не выпуская руку Каабальхи.

— Отпусти! Я ничего не воровал у тебя!

— Скажешь, заработал на торговле?

— Зачем тогда сел играть?

Даабас врезал ему по лицу.

— Верни мои деньги! Не то кости тебе переломаю!

Вдруг Каабальха вырвал руку. Даабас, потеряв остатки разума, ткнул ему указательным пальцем в правый глаз.

Каабальха взвыл, вскочил на ноги и, рассыпав купюры на колени Даабасу, зажал глаз. Извиваясь от боли, он упал на землю, стал корчиться и стонать. Вокруг собрались люди, Даабас же подобрал деньги и сунул их себе в карман.

— Ты выколол ему глаз! — закричал перепуганный Атрис.

Даабас ужаснулся содеянному, потом резко встал и вышел.

Габаль стоял во дворе дома в окружении мужчин своего рода. Глаза его горели негодованием. Каабальха сидел рядом на корточках с повязкой на правом глазу. Даабас склонился перед Габалем, смиренно принимая его гнев, не произнося ни слова. Хамдан, желая успокоить разъяренного Габаля, учтиво сказал:

— Даабас вернет все деньги Каабальхе.

— Пусть сначала вернет ему глаз! — крикнул Габаль.

Каабальха расплакался.

— Если б можно было вернуть ему зрение! — со вздохом сказал Радван.

С лицом, почерневшим как небеса перед грозой, Габаль произнес:

— Но можно взять око за око!

Даабас со страхом посмотрел в лицо Габалю, протянул деньги Хамдану и сказал:

— Злоба лишила меня рассудка. Я не хотел его калечить!

Габаль долго с ненавистью смотрел на Даабаса, затем устрашающе произнес:

— Око за око! Зачинщик сам виноват.

Люди растерянно переглянулись. Таким грозным Габаля они еще не видели. Подобной ярости он не испытывал ни в тот день, когда покидал родной дом, ни тогда, когда убил Кодру. Он был действительно страшен в гневе. И если вспыхнет, гнев его уже ничем нельзя было погасить. Хамдан хотел было что-то сказать, но Габаль опередил его:

— Владелец имения облагодетельствовал вас не для того, чтобы вы калечили друг друга. Либо будет порядок, либо перебьем себя сами. Поэтому я требую, чтобы виновнику выкололи глаз.

Даабаса охватила паника.

— Никому не дам до меня дотронуться! Всех убью! — завопил он.

Габаль набросился на него как разъяренный бык и ударил кулаком в лицо. Тот упал без движения на землю. Габаль поднял потерявшего сознание Даабаса, завел ему руки за спину, повернул лицом к Каабальхе и приказал:

— Вставай! Накажи его!

Каабальха поднялся, но застыл в нерешительности. В этот момент в доме Даабаса раздался визг. Габаль строго посмотрел на Каабальху и крикнул ему:

— Давай, не то закопаю здесь самого!

Каабальха подошел ближе и при всех ткнул пальцем Даабасу в глаз так, что вышиб его. В доме Даабаса завопили еще истошнее. Некоторые из его друзей, такие как Атрис и Али Фаванис, заплакали.

— Трусы и злодеи! — кричал на них Габаль. — Вы ненавидели надсмотрщиков за то, что они сильнее вас. Но как только сами обрели силу, стали унижать и избивать ближних! В душе у вас — дьявол, вы забыли о милосердии. Поэтому либо будет порядок, либо сгинем все.

Оставив Даабаса на попечение друзей, Габаль ушел. Это событие произвело впечатление на многих. И какое! Если раньше Габаль был для них любимым вождем и его считали главой, не желающим называться надсмотрщиком, то теперь люди стали его бояться. Они шепотом рассказывали о его жестокости и беспощадности. Однако находились и те, кто отвечал им, напоминая об оборотной стороне его суровости — жалости к жертвам и искреннем желании установить порядок и справедливость в семействе Хамдан, сохранив между членами рода братские отношения. Каждый день они получали подтверждение этому желанию в его словах и поступках, пока противники не приняли эти идеи, боявшиеся — не поверили в них, и пока не удалось склонить сомневавшихся. Закон соблюдали все. Это было честное и мирное время. Габаль оставался для всех гарантом справедливости и порядка, пока не покинул этот мир, так и не отступив от своих убеждений.

* * *

Такова история Габаля.

Он был первым на нашей улице, кто восстал против насилия. Первым, кто удостоился разговора с владельцем имения после того, как тот отошел от дел. Обладая такой силой власти, с которой трудно было поспорить, он боролся с надсмотрщиками, преступниками и разбогатевшими на мошенничестве и торговле наркотиками. Для своего рода он оставался символом доброй силы и порядка. Да, он оказался равнодушен к остальным жителям улицы и, вероятно даже, как все представители его рода, смотрел на них свысока. Но он никого не обижал и ни к кому не относился плохо. Для всех он был образцом, достойным подражания.

И если бы не бич нашей улицы — забывчивость, то его примеру следовали бы до сих пор.

Но забывчивость — вот в чем несчастье нашей улицы…

РИФАА

44

До рассвета был еще далеко. Вся улица спала крепким сном, в том числе надсмотрщики, собаки и кошки. Стояла такая непроглядная темень, что казалось, будто она никогда не рассеется. И в этой абсолютной тишине едва слышно скрипнула дверь дома ан-Наср в квартале Габаля. Из него просочились две тени и с опаской направились в сторону Большого Дома. Миновав его стену, силуэты свернули к пустыне. Они старались идти бесшумно и время от времени оборачивались, чтобы удостовериться — погони нет. Ведомые светом падающих звезд, они достигли скалы Хинд — черной, как сгусток небытия. Это были мужчина среднего возраста и молодая женщина на сносях, каждый с набитым узлом. У скалы женщина вздохнула и сказала, изнемогая:

— Я устала, Шафеи.

Мужчина остановился и недовольно проговорил:

— Отдыхай, но не слишком долго!

Женщина поставила свой мешок на землю и уселась на него поудобнее, широко расставив ноги. Мужчина подождал еще минуту, оглядываясь, и тоже сел на узел. Их обдувал ветерок, обещающий быстрый с влажным дыханием рассвет. Однако женщина была обеспокоена другим.