Читать книгу "Дар психотерапии - Ирвин Д. Ялом"

Выдающийся британский психоаналитик Д.У. Уинни-котт был особенно смел, делясь своими темными импульсами. И один мой коллега при лечении пациентов, озабоченных гневом на своих детей, часто обращается к одной статье Уинникотта, в которой названы восемнадцать причин, по которым матери ненавидят своих детей. Уинникотт также приводит примеры недружелюбных колыбельных, которые матери поют своим детям, к счастью, не понимающим слов. Например:

Баю-баюшки-баю, спи, малыш, на макушке дерева. Чуть подует ветерок, колыбель качнется, Ветвь обломится, колыбель рухнет вниз. Упадут малыш и колыбель, баю-баюшки-баю.

Глава 75. Фрейд не во всем был не прав

Порка Фрейда уже давно стала модной. Ни одному современному читателю не удается пройти мимо недавней резкой критики, которой подверглась психоаналитическая теория за то, что была настолько же устаревшей, как и отжившая культура, из которой она появилась. Психоанализ обвиняют в том, что он представляет собой псевдонауку, которая основана на устаревшей научной парадигме и заслонена недавними достижениями в нейробиологии снов и генетике шизофрении и эмоциональных расстройств. К тому же критики провозглашают, что это типично мужская фантазия человеческого развития, изобилующая дискриминацией женщин и созданная на основе искаженных историй дел и неаккуратных, а иногда и воображаемых наблюдений.

Эта критика была столь распространенной и разрушительной, что дошла даже до учебных терапевтических программ: целое поколение практикующих психиатров получило образование с осуждающим и, в целом, неосведомленном взглядом о человеке, чьи идеи составляют саму основу психотерапии.

Позвольте предложить здесь мысленный эксперимент. Представьте, что вы пребываете в отчаянии из-за потерпевших крах отношений. Вас осаждают ненавистные пренебрежительные мысли о женщине, которую вы идеализировали многие месяцы. Вы не можете не думать о ней, вы чувствуете себя глубоко, возможно, смертельно раненным, и обдумываете самоубийство — чтобы не только покончить с вашей болью, но и наказать женщину, вызвавшую ее. Отчаяние навязчиво преследует вас, несмотря на все попытки утешения со стороны ваших друзей. Каков будет ваш следующий шаг.

Скорее всего, вы будете склоняться к консультации с психотерапевтом. Ваши симптомы: депрессия, злость, навязчивые мысли — все это не только указывает, что вам необходима терапия, но и на то, что она окажет на вас благотворное влияние.

Теперь попробуем отклониться от этого опыта. Вообразите, что вы испытываете те же самые симптомы, но более ста лет назад, скажем, в 1882 году, и живете в Центральной Европе. Что бы вы предприняли. В точности та же проблема стояла передо мной несколько лет назад, когда я работал над романом «Когда Ницше плакал». По фабуле требовалось, чтобы Ницше увиделся с терапевтом в 1882-м (тот самый год, когда он находился в глубоком отчаянии из-за завершения своих отношений с Лу Саломе).

Но кто стал бы терапевтом Ницше. После глубокого исторического исследования стало очевидным, что в 1882-м, всего лишь 120 лет назад, не было подобного сзодества. Если бы Ницше обратился к врачу, ему бы сказали, что любовные томления не являются медицинской проблемой, и посоветовали отправиться на лечение в Мариенбад или один из других источников минеральных вод в Европе. Или он мог бы обратиться к симпатизирующему священнику за религиозной консультацией. Практикующие светские терапевты. Ни одного! Хотя у Либольта и Бернхейма и была своя школа гипнотерапии в Нанси, Франция, они не предлагали психотерапию саму по себе, но только гипнотическое избавление от симптома. Еще только предстояло изобрести сферу светской психотерапии; она ждала прихода Фрейда, который в 1882 году был обычным аспирантом-клиницистом и еще не вступил в область психиатрии.

Фрейд не только сам изобрел психотерапию, но и сделал это одним наскоком. В 1895 году (в «Исследованиях истерии», сочиненных в соавторстве с Джозефом Брейером) он написал поразительно предвидящую статью о психотерапии, которая служит прототипом для многих изменений, произошедших за последующие сто лет. В ней Фрейд закладывает основы нашей области: ценность инсайта и глубокого самоанализа, и самовыражения; существование сопротивления, переноса, вытесняемых из сознания травм; использование снов и фантазий, ролевых игр, свободных ассоциаций; необходимость обращаться к характерным проблемам, равно как и к симптомам; и абсолютная необходимость доверительных терапевтических отношений.

Я считаю эти вопросы столь действенными для образования терапевта, что в течение десятилетий в Стэнфордском университете я читал курс по осмыслению роли Фрейда, в котором я особенно фокусировался на двух моментах: прочтении текстов Фрейда (а не вторичных источников) и оценке того исторического контекста, в котором создавались эти работы.

Довольно часто популяризаторы бывают весьма полезными для студентов, читающих работы мыслителей, которые не могли писать ясно (или предпочитают намеренное затемнение смысла) — например, такие философы, как Гегель, Фихте или даже Кант, или в области психотерапии — Салливан, Фенихель или Фэйрбэйрн. Но с Фрейдом все иначе. Хотя он и не получил Нобелевскую премию за вклад в науку, он был награжден премией Гете за свои литературные достижения. Во всех текстах Фрейда его проза искрится даже сквозь покров перевода. И действительно многие клинические истории напоминают истории мастерского рассказчика.

В своем курсе я особенно концентрируюсь на первых текстах: «Исследованиях истерии», избранных эпизодах «Интерпретации снов» и «Трех эссе о теории сексуальности» — ив общих чертах рассказываю об историческом контексте их создания — иными словами, о психологическом Zeitgeist[9]конца XIX века — что позволяет студенту осознать, насколько революционными были его инсайты.

Еще одно соображение: мы не должны недооценивать достижения Фрейда на основе принципов, разработанных различными фрейдистскими психоаналитическими институтами. У Фрейда было много последователей, жадных до некоей ритуальной ортодоксальности, и многие психоаналитические институты заняли консервативную и статичную позицию по отношению к его работе, весьма не согласующуюся с его собственным вечно изменяющимся созидательным и новаторским характером.

В своем собственном профессиональном развитии я был чрезвычайно двойственно настроен по отношению к традиционным учебным психоаналитическим институтам. Мне казалось, что консервативная психоаналитическая позиция моих дней переоценивала важность инсайта, особенно в том, что касалось психосексуальных эволюционных проблем, и, более того, не отдавала отчета в важности человеческой встречи в рамках терапевтического процесса. (Теодор Рик писал: «Сам дьявол не смог бы напугать многих психоаналитиков больше, чем использование слова «я».) Вследствие этого я принял решение не поступать в психоаналитический институт и, оглядываясь на мою карьеру, считаю это одним из самых лучших решений в моей жизни. Столкнувшись с сильнейшим чувством профессиональной изоляции и неуверенности, я, тем не менее, получил свободу преследовать свои собственные интересы и размышлять безо всяких ограничительных предрассудков. Сегодня мое восприятие психоаналитической традиции значительным образом изменилось. Несмотря на то, что мне по-прежнему не нравятся многие внешние атрибуты и идеологические позиции психоаналитических институтов, все же эти институты часто выступают единственным оптимальным вариантом, единственным местом, где лучшие и ярчайшие умы нашей области обсуждают технические психодинамические вопросы. Кроме того, на мой взгляд, недавно произошло благотворное развитие в психоаналитической мысли и практике: я имею в виду появление быстрорастущего интереса к психоанализу и литературе по интерсубъективности и психологии двух лиц, которое отражает новое осознание драматической роли фундаментального столкновения с другими людьми в процессе изменения. В значительной степени прогрессивные психоаналитики борются за большую искренность и раскрытие в своих отношениях с пациентами.