Читать книгу "Сибирская Вандея - Георгий Лосьев"

Базыльников метнул взгляд в Афоньку Селянина, и тот сорвался с места.

– Сей минут, господин Рагозин!

Комитетчики начали вяло перешептываться. Воспользовавшись передышкой, поднялся Губин.

– Вот чо, господин Рогожин, или как там тебя нонча…

Но тут Афонька принес квас.

Галаган пил с жадностью истомленного путника, закинув голову, долго, не отрываясь от горлышка холодной, запотевшей крынки. Квас пенился на усах, стекал с подбородка на домотканый коричневый шабур, надетый поверх городского пиджака.

Губин терпеливо ждал. Наконец Александр Степанович утолил жажду, вытер усы, вздел на нос пенсне и открыл было рот, но Губин сделал останавливающий жест:

– Напился?

– Да, спасибо. Господа, теперь единственный выход, который я вам предлагаю от имени Центра, – это…

– Погоди! – перебил Губин. – Может, жрать хотишь? Накормить?

Галаган отмахнулся: до еды ли сейчас! Неожиданно Губин грохнул кулаком по столу:

– Тады – катись к своей есеровской богоматери!..

– К-как? – опешил «уполномоченный».

– А так!..

Комитетчиков прорвало. Загалдели одобрительно:

– Правильна!

– Вертай к своему Дяде, племянничек!

– И то… По-доброму, по-хорошему, значит, милай человек! – прогнусавил Базыльников. – Мы тебе зла не хочем, а только мы, выходит, вроде рассупонились, теперича нам хомут по вашей городской мерке не подгонишь! Ну и – тово… По-доброму, по-хорошему…

– Не понимаю!.. Объяснитесь, господа!

Комитетчики еще пуще зашумели:

– Сказано: рассупонились!..

– Вы свое, а мы – наше!..

Губин спросил внушительно:

– Понял?

– Раскольники! – кричал Галаган. – Одумайтесь, пока не поздно! Уходите в тайгу! Погибнете!

– Понял?! – опять рявкнул Губин.

Галаган безнадежно махнул рукой:

– Скажите хоть, какая у вас программа?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Губин переглянулся с Базыльниковым и отвернулся в сторону.

– Бить большевиков до последнего! Вот и вся наша программа! – выкрикнул из угла Чупахин.

Но Базыльников посмотрел на кожевенного заводчика укоризненно.

– Не след орать-то! Я тебе так скажу, господин Рагозин. Программа наша такая: народная. Советы – без коммунистов!

Губин обрадовался находчивости приятеля. Ишь чего выдумал, старый пес! Словчил. А здорово! В аккурат подойдет! Вслух сказал:

– Программа наша беспартейная! Ну, что тебе еще?

– Хорошо! Я так и доложу Центру! – прошипел Галаган.

– Докладывай! Пужай! – вновь заорал Чупахин. – Нас савецки не запужали, а ваши брехунцы и подавно! Валяй своим путем-дорогой!

Чупахин подошел к подоконнику и, сгорбившись, припал к чайнику. Прочие веселились всухую:

– Ха-ха!.. Не по носу понюшка?!

– Катись, есерия!

Базыльников поднял руку, и смешки утихли.

– Почто же это этак-то, граждане? Не надоть! Ить хлеб-соль водили… Нехорошо! Езжай, господин Рагозин… По-доброму, по-хорошему…

Отправив восвояси Рагозина, Губин подошел к окну, распахнул створки и выплеснул вонючую жижу из чайника. Вернулся к столу, обвел соратников тяжелым взглядом.

– Будя!.. Отгулялись! Тот стрекулист правду сказал: не ко времени покров справлять – еще страда… Побаловались и – за щеку! Первого, кого увижу из начальствующих выпимши, – велю пороть! На площади, всенародно. Против нету? Так и приняли. Запомните, господа-гражданы!.. А теперь – ступайте. Вечером еще соберемся. Ты, Базыльников, и ты, Жданов, останьтесь.

Когда дверь захлопнулась за последним комитетчиком, сказал Жданову:

– Докладывай.

Жданов высморкался, отвел бегающие глазки:

– Опять не слава богу, Михаил Дементьич…

– Что еще?

– Кержачье, будь они не ладны! Отказались начисто, язви их в шары! Наши было сунулись на выселок мобилизовывать, а они к-э-э-к полыхнут из-за плетней с дробовиков! Я – к начетчику. Тот – ни в какую! Дескать – мы нитралитет. Дескать, еще полезете – уж не в белый свет пальнем, а по мясам отпотчуем! Провианту у нас, говорит, хватит… А чо? Они – могут!.. Почитай, все – охотники, таежники, им, варнакам, человека загубить – раз плюнуть!

– Пущай отсиживаются, не трожь боле… Силу возьмем – сочтемся. Еще?

– Разведка воротилась, Михаил Дементьич…

– Ну?…

– Обратно – худо. В Прокудкином конники с поезда высаживаются… Эскадрон. При пяти пулеметах… Новоселов Прокудкино разворошил. Дознался я: Ванька-то, когда наши ихних бить стали, сразу драпу дал… Вершним, без седла, огородами ускакал. Теперь в городу сидит.

– Бабу его взяли?…

– Не нашли.

– Ат дурни! Мозгов не хватило – заложницей. Ванька Новоселов за ее… Да… радуешь ты меня, начальник милицейский! Ну, ври дале.

– Самсонов своих увести хочет. Цыганские табора тоже собираются. Мужики цыганские митингуют, орут.

– Так… Еще чо?

– Плетнев с Лобковым из городу воротились: красные цельных два парохода с баржей ладят. Пушка-шестидюймовка, и снарядов у их невпроворот.

– Добро, добро… ну, слушай: за Самсонова своей башкой ответишь. Самсонов уйдет, тебе, Васенька, не уйти! Старшего цыганского барошку арестуй и держи в отдельности от прочих. Корми в полное удовольствие, но держи под замком. Без него табора не стронутся. Окрест, в наших селах, чо творится?

– Сам знаешь… Гуляют…

– Разошли своих молодцов. Пущай прижмут самогонных заводчиков. Аппараты пусти ночью на прах! Хозяев, кои воспротивятся, перестрелять!

– А коммунистов когда кончать будем? Которые в подвалах, в пожарке?

– Когда велю. Накажи всем штабным – вечером обратно ко мне.

Вечерние донесения военной разведки были еще выразительней доклада «начмила»: в городе в полной готовности все наличные вооруженные силы – караульный батальон, три роты 458-го полка, весь ВОХР, горуездная милиция; кроме караулов формируется сводный партотряд, численностью в двести штыков.

Докладывал начальник разведки, но подполковник Комиссаров на правах командующего уточнил обстановку:

– На подступах к станции Чик уже заняли оборону две роты Второго Красного запасного полка. При них двадцать пулеметов. Завязались бои с нашими отрядами. Рассчитывать на успех не приходится. Двадцать пулеметов – не шутка, Михаил Дементьич. Командует сам начальник гарнизона: губвоенком Атрашкевич. Уже посылали к нам парламентеров: предлагают сдаться, обещают жизнь, если сложим оружие.