Читать книгу "Русский капитан - Владислав Шурыгин"

Ему несколько раз предлагали генеральскую должность, но он отказывался. Не хотел уходить с полка. Говорил, что в штабе у летчика «яйца мхом зарастают».

К нему в полк я пришел сразу после училища «свежим» лейтенантом. Провожая нас, начальник училища на банкете насмешливо и почти неприязненно бросил: — «Через год в авиации из вас мало кто останется…»

Ему было виднее. Моя учеба выпала на годы «великих перемен». Страна трещала под железной пятой олигархов и вечно умирающего президента. Для нас эти «перемены» обернулись практически полным отсутствием учебы как таковой. Первые два года мы занимались строительством. В год моего поступления из трех вертолетных училищ сделали одно. Но никаких ресурсов под это объединение не выделили. Поэтому мы своими руками строили казармы и классы, тренажеры и столовые. К концу второго курса я слабо себе представлял, какая аэродинамика у вертолета Ми-8, но в совершенстве изучил различные способы кладки кирпича, особенности разных марок цемента и правила его заливки. А вторые два года учебы я бессмысленно ожидал, когда же родное правительство изволит выделить хотя бы треть от обещанных лимитов топлива, что бы просто научиться взлетать и садиться на вертолете.

После такой «летной школы» большинство моих однокурсников действительно думали только об одном — как бы побыстрее уволиться из этого «дурдома». Не скрою, что и сам подумывал об этом. Мол, доберусь до полка и тут же рапорт на стол. Если в училище не летали, то в полках и подавно ловить нечего. Историй про то, как люди дослуживались до майоров, так ни разу и, не поднявшись в воздух, я наслушался достаточно…

— Ну что, лейтенант, служить будем или сразу в курятник? — вместо приветствия спросил меня крепкий, татаристого вида комполка, которому я прибыл доложиться о назначении.

— Извините, не понял… — растерялся я такому приему.

— Что не понял? Про курятник? Поясняю. Сейчас половина доблестной российской авиации — курятник. Крылья на эмблемах носят, но нужны они только для того что бы до летной столовки побыстрее долететь. — Полковник смотрел на меня, и в глазах его было то насмешливое и спокойное выражение, с каким смотрят на неумелого шулера. Он словно знал, что в моем нагрудном кармане лежит аккуратно написанный за час до этого рапорт об увольнении.

…Обидно мне тогда стало, что смотрит он на меня как на пустое место.

— Если летать дадите, то никуда не потянет! — выпалил я на одном дыхании.

В глазах полковника мелькнула тень удивления…

— …Если вы мне боевого летчика искалечили, я вашу контору по бревнам разнесу! — громыхал командирский бас Калинина.

— Пальцем не трогали. Товарищ полковник, да он автоматом размахивал. Угрожал… — милицейский майор как завороженный не отрывал глаз от звезды героя на груди Калинина.

— Он что еще и с оружием был?

— Да нет… — смутился майор. — Это он у наряда отобрал. Разоружил милиционеров…

— Дааа? — на лице Калинина мелькнуло саркастическая усмешка. — Ну, я его накажу. Ведите к нему…

— Да — да! Уж накажите своей властью. — Засеменил за Калининым по коридору майор. И было не понятно, кто кого ведет за собой. Майор Калинина или Калинин майора. — Мы вообще должны возбудить дело по сопротивлению сотрудникам милиции…

— Ага. И написать, что один пилот трех милиционеров разоружил. Заковал их в наручники, загнал в патрульную машину, закрыл их там, а потом спокойно домой вернулся. — Калинин уже не скрывал своего сарказма.

— Ну, мало ли что бывает… — примирительно пожал плечами майор.

Наконец наша процессия остановилась перед обшарпанной стальной дверью камеры. Выводной сержант лязгнул в замке ключом, и она с гулким тюремным визгом открылась. Кисло пахнуло тюрьмой — безысходной затхлостью, парашей и дешевым куревом. С деревянных нар неторопливо поднялся взерошеный Доценко. Удивленно, но лениво, «с понтом» взглянул на ввалившуюся в камеру толпу, но, узнав Калинина, тут же лихо вытянулся по стойке «смирно».

— Товарищ полковник, старший лейтенант Доценко. Пребываю в капезе. Жду дальнейших приказаний!

От этой глупой тирады я думал — согнусь пополам. Но каким-то чудом сдержался.

— Ну что, Рэмбо, доигрался! — голос Калинина вдруг заполнил все пространство и, казалось, вот-вот сокрушит стены. — Ты на кого руку поднял? На власть нашу поднял. Совсем распоясался! Думаешь, управы на тебя нет? Все! Мое терпение кончилось. Пощады не жди! За мной шагом марш! — и круто развернувшись, Калинин вышел из камеры, за ним рубя кроссовками без шнурков строевым, направился Доценко.

— Жуков получите у товарищей документы этого… типа! — проходя мимо меня, бросил Калинин.

— И что, он его действительно накажет? — С жадной мстительностью, спросил меня в «дежурке» майор, протягивая целлофановый пакет в котором лежали удостоверение, кошелек, ключи и шнурки Доценко.

— Не сомневайтесь. В порошок сотрет! — радостно ответил я. — Да ему теперь лучше самому в петлю лезть…

— Ну, может не надо совсем уж так… — удовлетворенно пробурчал майор.

…В «уазике» Калинин протянул пакет с вещами Доценко.

— Какого хера ты вообще с ними связался?

— Душа не вытерпела, товарищ командир. Они старушек у рынка трясли. Которые зеленью торгуют. Мелочь у них из карманов выгребали. Ну, я и… сделал им замечание.

— Доценко, ты в вертолетном полку служишь, а не в отряде Робин Гуда. — в голосе командира опять громыхнула сталь — Объявляю тебе выговор. И в ближайший месяц все дежурные подразделения, патрули, свадьбы и похороны твои.

— Есть выговор! — с затаенной радостью в голосе откликнулся Доценко.

— И тебе Жуков, выговор. За то, что с людьми мало работаешь…

Уже подъезжая к городку, Калинин вдруг спросил.

— А как они тебя взяли-то?

— Да их УАЗ по городку ездил, с потерпевшими на борту, так сказать. А я с женой и дочкой гулять вышел. Выскочили. Окружили. Ну, не устраивать же драку на глазах ребенка. Сам залез.

— Дежурный, кто сегодня в патруле? — раздраженно схватил трубку рации Калинин. — Найти и немедленно ко мне. Всякая шелупонь по городку разъезжает, а они — ни ухом ни рылом. Буденовска им мало?..

…Я давно заметил, что каждый тип самолета откладывает отпечаток на характер летчика.

Истребители и штурмовики напоминают мне средневековых рыцарей. Заносчивые, эгоистичные и всегда индивидуалисты. Наверное, потому, что истребитель в небе один на один с самолетом. Самолет — и его латы, его щит и меч.

Бомбардировщики те наоборот — мужики артельные. Как рыбаки — поморы или бригада плотников. И на службе, и в быту. Всегда вместе, всегда все общее. И победа, и поражение. Без одного никогда за стол не сядут. На любом летном кладбище так экипажами в ряд и лежат…

Транспортники — это настоящие пираты неба. В любой точке мира они как у себя дома. Каждый знает, что ему делать. Кто-то самолет готовит к полету, кто-то на КП пробивает добро на вылет, кто-то едет на местный рынок затовариваться здешними дефицитами. Хапуги еще те. У транспортников четкая кастовость. Командир никогда не поедет на рынок за партией свежих помидор, а штурман не станет помогать техникам на заправке…