Читать книгу ""Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Мы умирали, чтобы победить - Петр Михин"

— Это же наши! — кричу ему.

Мясникова положили на мягкий бруствер окопа. Он был живой и в полном сознании. Пулеметная очередь попала ему в живот и вывернула наружу всю печень в районе поясницы. Из большой красной дыры в его теле торчал и сильно кровоточил кусок разорванной печени. На мгновение я задумался, не зная, то ли втолкнуть печень внутрь, потом забинтовать рану, то ли прибинтовать ее к телу. Решил, чтобы не загрязнять рану, крепко прибинтовать все как есть к телу. Мясников за время перевязки не издал ни единого стона. Его стройное длинное тело было покорно податливым, а печальные глаза спокойно и умиротворенно смотрели на меня. В них была тоска от непоправимости случившегося и молчаливая благодарность за то, что я не упрекаю его и что мы быстро пришли на помощь. В конце перевязки, виновато глядя мне в лицо, он тихо, но твердо проговорил:

— Простите меня, товарищ старший лейтенант, обманул я вас!

— Да ты себя обманул… Но не волнуйся, потерпи немного, сейчас мы отправим тебя в санбат, еще повоюешь! — успокоил я разведчика, искренно надеясь на выносливость этого сильного человека.

На самодельных носилках ребята понесли раненого в тыловую деревню, где был развернут медпункт. Минут через сорок они вернулись. По их печальным лицам я понял, что Мясникову не повезло.

— Скончался он в дороге, товарищ старший лейтенант, не донесли мы его. Попросили ребят из санроты, чтобы похоронили.

А потом началось привычное: снова наше наступление, цепкое сопротивление немцев, бой, потери. Но наша все-таки взяла, и мы заняли очередное село Графит. А когда приблизились к верховью Ингульца, то небольшой хуторок Байрак на той стороне взять не могли в течение недели. Не помогли и прибывшие на подмогу танки. Это была заранее подготовленная, хорошо укрепленная линия обороны немцев.

Так мы и весь 2-й Украинский фронт, закончив расширение Кременчугско-Днепропетровского плацдарма за Днепром, остались на всю зиму на реке Ингулец.[5]Заняли и обустроили свою оборону. По ночам рыли траншеи, землянки, оборудовали наблюдательные пункты, пулеметные ячейки, ниши для патронов и гранат, отхожие места.

В обороне — значит, не давать покоя врагу

Жизнь в обороне своеобразна: наблюдение за противником, разведка, охрана, дежурства, обстрелы и коротание времени в блиндажиках. От разрывов снарядов и мин, ружейно-пулеметного и снайперского огня изредка, не то что в наступлении, появляются убитые и раненые. Главная наша задача — знать, что делается у немцев, и не давать им покоя ни днем, ни ночью. Надо в любую секунду быть готовым выскочить из землянки в траншею и вступить в бой. Поэтому на ночь самое большее, что могли мы позволить себе, — это отпустить на пару дырок ремень и снять валенки.

День и ночь в траншее у пулеметов стоят, подпрыгивая для сугрева, дежурные. Рядом на бруствере укреплена стереотруба артиллеристов, они рассматривают оборону противника: не появилась ли какая цель. И если увидят в глубине обороны неприятеля группу солдат, машину, повозку — тут же открывают с закрытой позиции огонь. Снаряды летят через наши головы и рвутся на позициях немцев.

Траншея отрывается зигзагами, чтобы пули и осколки от снаряда не поражали насквозь все пространство и чтобы за выступом можно было спрятаться. Глубина траншеи полтора метра плюс бруствер из насыпной земли. Стоя можно видеть противника и стрелять с бруствера. Но ходить по траншее надо пригнувшись. В стенке траншеи торчит дверца — крышка от снарядного ящика, это лаз в землянку. Летом дверью служит свисающая плащ-накидка. Сверху землянка перекрыта палками, ветками, какой-нибудь жестянкой от сбитого самолета, истерзанной плащ-накидкой и присыпана землей толщиной в ладонь. Надо, чтобы верх землянки не выпирал над поверхностью, а то немцы сразу же засекут и будут минами стрелять.

Землянки обычно размером два на два и высотой метр тридцать, а в болотистой земле и полметра. У входа канавка для обуви, дальше — постель из сена или соломы, прикрытая плащ-накидкой. В головах, вместо подушек, вещмешки. Шесть-семь человек лежат, накрывшись шинелями. Или, полусогнувшись, сидят, упираясь головой в потолок. Это в тылах — в штабах и политотделах отрывают землянки в полный рост и перекрывают их тремя накатами бревен, чтобы снаряд не взял, хотя туда и снаряды-то не долетают.

Справа в стене выдолблено углубление для светильника — гильзы от малокалиберной пушки, сплющенной сверху. В нее вставляется фитиль — полоска сукна из полы шинели. В дырочку заливается бензин и засыпается соль, чтобы бензин не вспыхнул. Далее в земле гарнушка (ниша) побольше — это печка. Над нею ломом делается в грунте дыра-дымоход. Ночью, когда можно зажечь костерчик из досок от снарядных ящиков, над дырой ставится жестяная труба для тяги. Такая печка и обогревает, и можно воды из снега в котелке согреть. А слева в углу, в ногах постели, стоят два ведерных термоса: один с кашей, другой со сладким заваренным чаем. Здесь же, в левом углу, всегда лежат буханок пять хлеба и стоит бутылка водки — фронтовые, или наркомовские сто грамм для согрева. Личные вещи — котелки, полотенца, табак — в вещмешках у солдат; ложки, бритвы — за голенищами сапог. Пищу артиллеристам приносят, а пехоте привозят на санях.

Днем разведчики дежурят по очереди у стереотрубы, а связисты, тоже по очереди, сидят у телефона. На ночь у блиндажа выставляем часового. Телефонная связь с орудиями постоянная. Здесь — на НП, и на другом конце провода — на огневой позиции, постоянно с трубкой у уха, привязанной обрывком бинта, неотлучно дежурят телефонисты. Чтобы не заснуть, переговариваются между собой или с телефонистами других батарей. Но время от времени обязательно окликают друг друга:

— «Орел», как слышно?

— «Супа», слышу тебя хорошо.

Я, командир батареи, в любую секунду подаю команду:

— По местам!

Телефонист дублирует ее, и она принимается на огневой позиции, взводный там кричит на всю батарею:

— По местам!

Из всех землянок сломя голову несутся к орудиям расчеты. Огневики у орудий и мига не промедлят! Не проходит и пятнадцати секунд — снаряд разрывается у цели.

Если происходит обрыв телефонного кабеля — повозка или автомашина порвала, а то и разрыв снаряда, сразу же с обоих концов бегут, держа кабель в ладони, друг другу навстречу связисты. Выскользнул из руки кабель — ищи другой конец и соединяй их вместе. Ночью разведчики противника специально обрывают кабель и поджидают связиста, который прибежит исправить порыв. Его-то и хватают в качестве «языка». Связь для артиллериста — важнее воздуха! Без связи орудия молчат.

Такова жизнь солдата-артиллериста в обороне.

То же самое происходит и у немцев. Только у них блиндажи более комфортабельные, обшиты тесом, удобные нары, печки чугунные, да еще подушки и одеяла, взятые у населения.

Наши солдаты менее прихотливы и более выносливы. К холоду, голоду, грязи, физическим, да и нервным нагрузкам более приспособлены. У немцев в обороне — чирья на теле и вши появляются. У нас кожа толще. А если вши завелись от посещения немецких блиндажей, то старшина с санинструктором на огневой позиции ставят на костер бочку, в нее — ведро воды, пяток поленьев, на поленья загружают белье, обмундирование, целый час паром обрабатывают — и никаких тебе вшей. В тылы, в баню, мы ходили по очереди. Дырявая бочка на четырех кольях, обтянутых плащ-накидкой, — вот и вся баня. Успевай лей горячую воду в бочку, чтобы другие мылись. А твоя очередь подошла — успевай мойся, чтобы не окоченеть на морозе.