Читать книгу "Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг - Наталья Павлищева"

Она зашептала молитву столь страстную, что силы небесные устоять не могли, даже если в их планах было нечто другое.

Роксолана сжала кулачки и смогла выдохнуть только тогда, когда Сулейман преодолел медленно, но спокойно, эти проклятые ступеньки и сел на трон.

Султан насмешливым взглядом обвел оторопевших пашей, бровь чуть приподнялась:

– Наши визири не рады нас видеть?

Те словно проснулись, почти одновременно возопили:

– Повелитель, да продлит Аллах ваши дни! Мы рады, очень рады!

Минуту султан позволял пашам выражать обожание, искреннее или нет, словно благосклонно принимая их восторги и пожелания. На деле же он просто приходил в себя после стольких усилий, потом сделал еще одно: поднял руку, чтобы успокоить Диван:

– Довольно, мы видим, что вы нам рады. Какой вопрос разбирали, Кара-Ахмед-паша?

Великий визирь склонил голову пониже, насколько позволяла толстая шея, султан не должен заметить искры злорадства в его глазах.

– Повелитель, да продлит Аллах ваши дни, по вашему высочайшему приказу Рустем-паша якобы поймал и казнил человека, выдававшего себя за казненного шехзаде Мустафу, и его сообщников…

Сулейман молчал, позволяя выговориться Кара-Ахмед-паше. Тот чуть занервничал.

– Но у Дивана сомнения, не был ли мятежник настоящим шехзаде… Ведь у шехзаде Мустафы, как известно, были двойники. Да простит падишах нам наши сомнения, мы просто желали оградить ваш трон от посягательств самозванцев.

– Нашему трону не угрожают никакие самозванцы. Шехзаде Мустафа был казнен по моему приказу и у меня на глазах, но если у пашей все же возникли сомнения в нашей справедливости… – он демонстративно дождался, чтобы паши выразили полнейшее одобрение султанским действиям, – …то можно просто проверить, самозванец ли казнен.

Султан снова обвел теперь уже жестким взглядом своих пашей, те опустили глаза и головы безо всякой команды.

– У шехзаде Мустафы был шрам на предплечье, рана получена в Амасье. Известно ли об этом Рустему-паше?

Рустем склонил голову ниже остальных:

– Известно, Повелитель.

– Так покажите нам руку казненного преступника, и все станет ясно. Впрочем, мы сами покажем. Дайте мешок.

Паши подняли головы, те, кто стояли подальше, даже шеи вытянули, с любопытством вглядываясь в то, что делает Повелитель, Роксолана выдохнула, а за ее спиной Иосиф Хамон спрятал улыбку в кулаке.

Сулейман вытащил отрубленную левую руку, глаза Кара-Ахмед-паши сверкнули злорадной радостью, но на это никто не обратил внимания, все были заняты действом у трона.

На руке не было шрама, Сулейман хмыкнул:

– Шрама нет… но это левая рука, а шрам был на правой…

Снова замерли все, а у Рустем-паши даже дыхание остановилось. Снова потекли немыслимо длинные томительные мгновения…

– А где же правая?

Рустем-паша ответить не успел, он хорошо помнил, что и на правой шрама тоже не было. Султан жестом остановил открывшего рот зятя и протянул руку назад к своему верному охраннику:

– Ахмед…

Дильсиз подал второй мешок, развязывая его на ходу.

– Вытащи.

Ахмед достал вторую отрубленную руку. Сулейман выхватил ее и швырнул под ноги Великому визирю:

– На ней тоже нет никакого шрама!

Рустем снова перевел дыхание…

Кара-Ахмед-паша оторопело смотрел на правую руку без шрама. Он же сам приказал нанести такую рану двойнику. Не выполнили мерзавцы!

Сулейман с трудом, но поднялся в полный рост. Высокий, грозный, он сейчас был как никогда похож на своего великого прадеда Мехмеда Фатиха. Глаза метали молнии, а голос загремел на весь дворец:

– Но если бы и был, если бы это был настоящий шехзаде Мустафа?! Вы забыли, что это мы приказали казнить изменника?! И мы приказ не отменяли!

Паши разом стали ниже ростом и тоньше, даже Кара-Ахмед-паша, казалось, сдулся, мгновенно похудев и норовя спрятаться от султанского гнева в своем роскошном халате.

– Какое право вы имели усомниться в действиях Рустем-паши, Кара-Ахмед-паша?! Мы приказали поймать и казнить того, кто нарушил спокойствие империи, Рустем-паша выполнял наш приказ! Как вы можете обсуждать наши приказы?

Снова повисла тишина, в которой было слышно даже движение воздуха… Паши задержали дыхание. Позволив несколько мгновений им помучиться, Сулейман вернулся на трон и махнул рукой:

– Пусть уберут.

Снова медленно оглядел стоявших едва живых членов Дивана, усмехнулся:

– Теперь мы видим цену вашей работы. – Чьей именно не сказал. – Во время нашей болезни вы занимались чем угодно, но только не сохранением спокойствия в империи. Кара-Ахмед-паша, отдайте государственную печать, мы больше не можем вам ее доверять.

Кара-Ахмед-паша дрожащими руками вынул печать из висевшего на поясе мешочка. Лишиться поста Великого визиря это еще не самое страшное.

Дрожащие пухлые руки протягивали печать падишаху.

– Рустем-паша, возьмите печать, теперь вы ее хранитель.

И снова взгляды пашей вскинулись вверх, забыв, что должны быть опущены.

Рустем-паша вернулся на пост Великого визиря! Недолго Кара-Ахмед-паша таковым пробыл…

Но это оказалось не все.

– За время вынужденного отсутствия мы не отдыхали, напротив, внимательно изучали все, что было сделано вами, Кара-Ахмед-паша, на посту Великого визиря. – Сулейман снова протянул руку назад, и Ахмед вложил в нее какие-то бумаги. – Вашему богатству могли бы позавидовать многие, паша. Неудивительно, такие взятки… За два года удвоить свое состояние… Вы не просто обобрали империю, но сделали это так открыто и нагло…

– Повелитель, позвольте объяснить…

Сулейман даже глаза не поднял на лепетавшего Кара-Ахмед-пашу, у бедолаги язык заплетался от ужаса, открытое обвинение во взятках грозило уже не просто потерей печати и должности.

– Объясните…

А что объяснять, что взятки берут все? Что надеялся на смену власти и то, что в таком случае никто не спросит? Что подбивала на взятки все та же султанская сестра? Что брал ради новых и новых украшений для Фатьмы Султан?

– Молчите? Конечно, вам нечего нам сказать. Казнить!

– А?! – забился в крепких руках охранников Кара-Ахмед-паша. – Повелитель, пощадите! Я все верну! Все верну!

– Конечно, вернете, мы сами вернем. Все и даже больше.

Лицо Сулеймана перекосило, все же каждый шаг, каждое слово, каждый жест давались ему еще с трудом. Он страшно устал играть этот спектакль, махнул рукой:

– Все могут идти. Рустем-паша, останьтесь.