Читать книгу "Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Константин Радов"

Поданная государю через Якова Вилимовича промемория была посвящена, однако, не артиллерии, а умножению тираторных войск. Всеподданнейшее предложение, аргументированное с немалым искусством, доказывало выгоду собрать по всей пехоте лучших стрелков и направить в Тулу для обучения в составе моего полка, учредив в нем ради этого третий и четвертый батальоны. В дальнейшем предполагалось, снабдив каждый батальон мастерской и лабораторией, придавать пехотным дивизиям для использования вместе или вразбивку, по обстоятельствам.

Соотношение потерь, наших и шведских, в бою на головном редуте произвело сильное впечатление на государя, а направлявшийся под Ригу осадный корпус был даже чрезмерно многочисленным, поэтому идея не встретила возражений. Единственная отмена против первоначальных пропозиций касалась названия: немецкие пристрастия царя взяли верх над моими итальянскими, и государев указ именовал новоманерные батальоны егерскими, а не тираторными. Это меня ничуть не огорчило. Исполнение указа, однако, составило непростую задачу: какой же полковник добром отдаст другому хороших солдат? А забрать недобром я ресурса не имел, будучи в равном чине и младше всех по сроку производства. Сколько ни тряси царской грамотой, сколько ни уговаривай, все равно проку мало. Только потом придумал подходящий способ и, вызвавшись зимой вести к армии большой обоз с рекрутами, способствовал рождению русской поговорки про битого и двух небитых.

Вырвавшись из охваченной чумой Лифляндии, я застрял со своей добычей в карантине под Витебском. Солдаты были счастливы уж тем, что избежали осадных работ. Дабы не допустить развращающей праздности, мои офицеры учили их тонкостям винтовочной стрельбы, счету и грамоте. Под насмешки невежд на школьную скамью усаживались почти все, кто попадал мне во власть. Не беда, что не каждого удавалось хоть чему-нибудь выучить. Зато отбор по смышлености и старанию происходил быстро и безошибочно. Тупых не мучили зря, оставляя в покое рядовыми. Лучшие стремительно делали карьеру: нужда в умных и грамотных людях была повсеместно, а система обучения отсутствовала. Помню, как удивился, приехав в Москву после Полтавы и обнаружив Навигацкую школу в полнейшей децессии. Похудевший и состарившийся от забот Магницкий поведал, что жалованья профессоры и служители давно не получали, а ученики большей частью разбрелись, добывая пропитание попрошайничеством либо воровством:

– Благодетелем нашим был генерал-адмирал Головин, царство ему небесное. Как Федор Алексеевич помереть изволил, сколько-то времени школа еще держалась: печка, хорошо протопленная, не вдруг остывает. Но с прошлого года почти совсем средства отняли. Понятно, что время военное – все деньги на войну идут, так ведь и мы не пустяками занимаемся. Ужели государь желает одними иноземцами флот комплектовать?

Леонтий Филиппович замялся, вспомнив, что его собеседник тоже иноземец. Но для меня в те годы гораздо больше значила привязанность к ученому сословию, чем к какой бы то ни было земле, и делаемые профессорам обиды принимались близко к сердцу. Я воспользовался правом писать царю напрямую, чтобы довести до него правду о бедственном положении столь полезных государству людей. Не дожидаясь, пока придет ответ из Польши или Пруссии, где Петр Алексеевич обретался, доложил Ромодановскому, что стоило бы помочь, и не бескорыстно: артиллерия тоже нуждается в знающих математику офицерах. В итоге школа получила поддержку в трудный момент, а некоторая доля недоучившихся навигаторов превратилась в артиллеристов и попала в мое распоряжение.

Легкость, с которой важнейшая институция очутилась на грани гибели, лишившись сановного покровительства, побуждала задуматься о прочности собственных усилий. Как мог, главные дела я старался выстроить так, чтобы повседневное управление в обыкновенных обстоятельствах не требовало вмешательства, оставляя мне свободу, досуг и возможность думать. Полк, например, доверить Викентьеву в бою – немыслимо, а в мирной обстановке он неплохо справлялся, обладая аккуратностью и педантизмом, которые считаются более присущими немцам, нежели русским. Ротных командиров удалось вырастить неплохих, попустительства и безвластия можно не опасаться. Вот денежные вопросы тревожили меня с каждым днем все больше.

Война очевидно близилась к концу. Создать армию, равноценную прежней, Швеция не в силах. Попытки Карла заручиться поддержкой турок не удались: зимой стало известно, что султан подтвердил мирный договор с Россией, согласившись на двадцатилетнюю его пролонгацию, а короля обещал выслать. Год или два, согласно моему расчету, требовалось, чтобы лишить шведов владений по сию сторону Балтийского моря и окончательно доказать им преимущества мирной жизни. После заключения мира, предположительно году в одиннадцатом или двенадцатом, следовало ожидать сокращения ассигнований на армию и оружейное дело. Уже испытав однажды тяжесть подобных мер во Франции, я считал необходимым заранее к ним подготовиться.

Россия – чрезвычайно бедная страна. По казенным доходам она лишь незначительно превосходит Саксонское герцогство, хотя население больше вдесятеро, а пространство – в сотни раз. При этом даже такие малые сборы отягощают народ свыше всякого вероятия. Несчастные мужики и горожане шагу не могут ступить, не наткнувшись на сборщиков какой-нибудь подати. Наивность моя в политике была велика: я предполагал, что Петр, окончив войну и занявшись внутренним устроением государства, начнет с самых необходимых мер и постарается всех, кого можно, ссадить с народной шеи. Относительно полка делать нечего: армия может сама себя обеспечивать лишь во вражеской земле, путем контрибуций, – оставалось надеяться, что жертвой экономии падет слабейшая часть войска. На заводе возможности заместить деньги из казны другими источниками имелись, и карантинное ожидание стало прекрасным случаем их обдумать.

Еще до первого отъезда к армии я приказал изготовить и поставить в заводской кузнице чугунные вальцы, чтобы плющить раскаленные полосы железа по лотарингскому способу, потом добавил вторую, фасонную пару, для изготовления калиброванного прутка на курковые оси и тому подобные детали. Заготовки выходили ровнее и красивее, чем из-под молота, уж не говоря о точности, а выработка на одного работника могла бы удесятериться, если бы сие требовалось. Естественно, оставались обрезки вальцованного железа, и работники тотчас приспособились делать из них шильца, ножички и прочую мелочь. Управляющий сквозь пальцы взирал на этот промысел, пока металл не начал исчезать десятками пудов, а в довершение пропало несколько винтовочных стволов, строжайше запрещенных к вольной продаже. Дабы самому не оказаться в ответе, Козин учинил розыск. Всех выходящих с завода проверяли магнитом, виновные мастера отведали кнута и принуждены были возместить ущерб. Обрезки теперь ржавели без всякой пользы, и я не собирался их трогать. Богатство таилось не в них. Оно ожидало на дороге, которую показали вороватые умельцы, с редкостной изобретательностью наладившие изготовление и продажу разнообразных изделий из краденого материала. Ножи и скобяной товар можно делать сразу, лопаты и пилы – научившись вальцевать более тонкий и широкий лист. Покупая демидовское железо огромными партиями по низкой цене, а главное – имея совершенные инструменты для его обработки, мною придуманные, вполне возможно получать прибыль сто на сто. По прибытии в Тулу обсудил дело с Адрианом Никитичем и отдал распоряжения инструментальной мастерской, чтобы изготовить необходимые приспособления.