Читать книгу "Удар милосердия - Наталья Резанова"

Но даже если не думать обо всем этом – сейчас осень. Самое ее начало. Еще тепло, солнце пригревает, но урожай уже собран. И хороший это урожай, если взглянуть на прилавки. Самое время праздновать. Пожалуй, язычники были не так уж глупы, считавши года как цыплят – по осени.

В Эрденоне, в его нынешнем состоянии, понастроено было немало гостиниц и постоялых дворов. Но императорскому наместнику со свитой в гостинице жить не подобало. Во дворце Кайрел также останавливаться не хотел. Он не был ни гостем, ни подданным герцога, и окружающим следовало это помнить. Сложностей с постоем у него не было. В Эрде обитал его давний знакомец, богатый купец с Юга, выстроивший себе здесь дом. Сейчас он вынужден был надолго уехать, и предоставил дом в полное распоряжение Кайрела. Джареда, достаточно пожившего на Юге, дружеское общение между представителями военного и торгового сословия вовсе не удивляло, но здесь наверняка многих озадачивало, а то и приводило в бешенство.

Двухэтажный дом располагался на улице, носившей странное имя Черной Собаки. Владелец его не стал навязывать строителям своих вкусов, памятуя о том, что здешние зимы – не чета карнионским, и толстые стены и узкие окна свидетельствуют не об угрюмости местных жителей, а о желании сохранить в доме тепло. Так что наружно дом отличался от соседних разве что несколько большими размерами. Внутри же было уютнее, чем в обычных городских домах Эрда. На полах – ковры, на стенах – резные деревянные панели, печи с цветными изразцами. Правда, печь топилась пока только на кухне, в остальных нужды еще не было. В доме оставались двое слуг купца: привратник и повар. А Кайрела сопровождали два оруженосца, писарь, дюжина солдат, и Джаред впридачу. Прокормить сразу всю ораву было бы невмочь, по счастью, среди свиты оказались и такие, кто не побрезговал и на рынок сбегать и на кухне помочь. Обустроились и на следующий день – первый день Эрдского года – направились ко дворцу – огромному, и с точки зрения любого южанина, безобразному зданию в центре города.

В тот день был назначен торжественный прием, пиршество и вечером – увеселения. Ничего из ряда вон выходящего не предполагалось: Новый год действительно не был значительным праздником. Разве лишь можно гордиться, что Эрд уже махнул в 1326 год от Воплощения Слова, а прочие уделы империи еще коснеют в 1325.

Герцог Тирни II принимал поздравления в большом праздничном зале, восседая на троне, как истинный властитель. В Эрде очень любили напомнить, что хотя их государство и связано с Тримейном вассальной клятвой, это всего лишь hommage plain[13], и Тримейнские законы здесь никто соблюдать не обязан. Сам Тирни был мужчиной в цвете лет – между тридцатью и сорока, высокий, плотный, русоволосый, с мелкими чертами лица, что было довольно странно при столь крупной фигуре. На губах его играла улыбка, которая человеку неопытному могла показаться доброжелательной. В одежде он не следовал тримейнской моде, что доказывало его здравомыслие, учитывая, что тамошние щеголи носили одежду в обтяжку. На Тирни был темно-зеленый кафтан, который сверху донизу украшали ряды золотых пуговиц с рубинами, и плащ с соболями. Бороду он брил, показывая тем пример придворным. Волосы, довольно длинные и негустые, зачесывал назад. Сан его обозначали золотой венец и золотая же, в три ряда, цепь.

В кресле по правую руку от герцога, но стоявшем ступенькой ниже, помещался старший сын от первого брака и наследник Тирни – Вендель, крепкий, щекастый веснущатый подросток четырнадцати лет. Слева же, рядом с мужем сидела молодая жена герцога Ланфуза, урожденная графиня Свантер, всего лишь на два года старше пасынка. Ее нежное, мягкое лицо с тяжелыми веками и ротиком подковкой уродовали землистые пятна. Она была на сносях, и складки широкого платья не могли скрыть выступающего живота. За спинкой кресла герцогини стоял ее старший брат – граф Хескульд Свантер, обер-гофмейстер двора.

Позади правящего семейства свисал штандарт с изображением эрдского единорога. Ткань имела плотную основу, но ее все равно колебал сквозняк – непременный спутник дворцовых залов, и казалось, что единорог содрогается. Штандарт не закрывал собою фреску, где от пола до потолка изображалось венчание герцогской короной Йосселя Храброго. Не самый лучший сюжет, если вспомнить, что первый герцог был и последним конунгом Эрда, и потерпев в войне поражение, признал Мелгу Тримейнского своим сюзереном. Этой сделкой он купил мир и сохранил за Эрдом многие прежние вольности, так что Йосселя Храброго по справедливости следовало бы назвать Мудрым, или, хотя бы. Предусмотрительным. Но кто помнит такие вещи!

Джареду в тот день предстояло находиться в задних рядах – и в прямом, и в переносном смысле слова. Иначе и быть не могло. И стоя в толпе, н наблюдал. За эрдскими вельможами, разряженными словно на ярмарку, как правило, не обиженными по части телесной, и неповоротливыми. На императорского наместника, который на их фоне гляделся, как ястреб среди петухов, они посматривали без приязни, а кое-кто и нескрываемой враждой. Но высказать ее никто не решился.

Он смотрел на герцога, слушавшего приветствия, принимавшего подношения, не выражая при том никаких чувств, и не мог определить: то ли этому человеку действительно все безразлично, то ли он научился превосходно держать себя в руках. Последнее было вероятнее.

Среди тех, кто явился почтить правителя Эрда и тем заслужить его милость, один привлек внимание Джареда и позабавил его. Это был тщедушный человечек в темной, безупречно пошитой мантии ученого. Дорогое сукно – единственная роскошь, доступная этому сословию и тщательно завитые волосы, ниспадавшие из-под берета, обличали в нем стремление к щегольству. К груди он прижимал пухлый том в переплете из телячьей кожи.

– Склоняясь к ногам его светлости, нижайше молю разрешения преподнести моему милостивому и благородному господину свое скромное сочинение, именуемое «Деяния эрдов». Чаю сим снискать ваше, государь, благорасположение, и питать надежду, что прочтение книги вас изрядно удовольствует. Поскольку в моем труде увековечены те подвиги предков наших, чья слава по невежеству прежних веков пребывала погребенною и якобы угасшею. Ибо в ней неоспоримо доказывается, что эорды или же эрды были немало славны в земле греческой за многие сотни лет до рождества Христова, а о тех эордах подробно свидетельствуют Геродот, отцом истории зовомый и величайший из великих Плутарх. – Голос у оратора был высокий, пронзительный, и в нем проскальзывали жалобные ноты. – И лишь славному Александру Македонскому удалось победить сих эордов и захватить страну их Эордию, которая в честь Александра назвалась тогда Македонией – сие сказано нашим предком не в поношение, ибо Александра никто в свете победить не сумел. А гордые эорды, сиречь эрды, не желая служить никому, и даже самому Александру, сели на корабли и поплыли искать себе новой родины…

Дальше о приключениях эрдов Джареду послушать не удалось. Герцог кивнул, у историка забрали книгу, а самого оттерли прочь.

Однако стечение обстоятельств привело к тому, что за торжественным столом они оказались рядом. Кайрела пригласили за главный стол – к герцогу с семейством – из этого можно было сделать вывод, что его обвинителям придется туго. А Джаред попал на самый дальний конец, туда же, где и все свитские, сопровождавшие знатных гостей, и вроде бык слугам не причисляемые. И особых яств сюда не перепадало. Но Джаред, утомившийся от стояния в зале больше, чем от целого дня пешего пути, с готовностью сьел и то, что принесли. Сидевший рядом историк деликатно грыз ножку бекаса в пивном соусе, держа ее так, чтобы не запачкать свои длинные кудри.