Читать книгу "Одесса-мама. Каталы, кидалы, шулера - Анатолий Барбакару"

Почтовое ведомство не смирилось с приговором государственных специалистов и долгое время еще утверждало, что марки все же настоящие.

Значительный случай подделки курсирующих марок произошел также во Франции. В 1923 году была подделана стандартная, то есть расходящаяся в самом большом количестве, марка достоинством в 25 сантимов с изображением сеятельницы (символа Франции).

Марки распространялись в основном через табачные лавочки — традиционные для Франции точки распространения почтовой и печатной продукции, что-то вроде наших киосков «Союзпечати». Однажды несколько марок приобрел известный французский филателист, автор книг по подделкам, Фернан Серран. В купленных марках что-то его насторожило. Он принес их домой и тщательно исследовал. И известил полицию о том, что марки фальшивые. Через некоторое время полицейским удалось арестовать парочку молодоженов, совершавших свадебное путешествие из Франции в Испанию. Выяснилось, что молодые люди — страстные коллекционеры и изготовили фальшивые марки в собственной мастерской. Проезжая по Франции, они расплачивались в табачных лавках целыми листами собственной продукции. При обыске у них изъяли еще более 25 тысяч единиц. Как потом выяснилось, это были жалкие остатки. В общей сложности они «оприходовали» почтовых марок на сумму более ста тысяч франков...

Материалы только добавили мне неудовлетворенности.

...Художественный руководитель студенческого театра уверенно заявил, что в девяностых годах они Шекспира не ставили. Напрягшись, вспомнил, что классику вроде бы ставила театральная студия Дворца моряков.

Во дворце мне не пришлось даже подниматься по лестнице. Бывший режиссер ныне служил вахтером. Он и подтвердил, что «Гамлет» у них шел. И легко вспомнил двух исполнительниц роли Офелии — Симу Гуревич и Ларису Дудко.

— Фамилии девичьи? — спросил я.

— Конечно. Они были студентками. Хотя... — он задумался. Вспоминал. — Дудко уже была замужем. Муж часто встречал ее после репетиций.

— Как его звали, не помните?

— Нет.

— Не Филиппом?

— Точно. Она его называла Филей. Но фамилия у нее была девичья.

— Она потом еще раз вышла замуж. Не знаете, фамилию сменила?

Вахтер-режиссер чуток поразглядывал меня. Вдруг снял трубку телефона. Набрал номер. Сказал в трубку:

— Нолик? Привет. Это я. У тебя в последнем фильме в эпизоде снялась моя девочка. Да, Лариса. Какая у нее сейчас фамилия? Как? — Он помолчал. — Загляну.

Вахтер положил трубку. Сообщил:

— Романова.

«Ишь ты», — подумал я. И тут же вспомнил.

Но все же достал список адресатов, приславших заявки на шубы. Четвертой в нем значилась фамилия Романова. С одним инициалом — Л.

И, конечно, с адресом.

Дом, в котором жила Романова Л., хоть и располагался на границе Молдаванки, но был крепким, ухоженным. В подъезде пищевые запахи преобладали над запахами кошачьих меток.

Дверь мне открыла не очень молодая, в недалеком прошлом красивая, женщина.

«Она», — сразу понял я. Представился:

— Я из газеты. — И протянул ей гвоздику.

Она заметно удивилась. Брови ее несколько нескоординированно поползли вверх.

— Из газеты?

— Хочу взять интервью.

— Со мной?

— С вами.

Она отстранилась, давая мне войти. Я понял, что она пьяна.

— Готовлю материал об одесских актрисах, — заговорил я, снимая куртку.

И осекся. На вешалке в прихожей висела шикарная соболья шуба.

Я подумал: может, сменить роль? Заявить, что я настоящий претендент на шубу. Что это у моей дубленки, а не у ее, была латка возле левого кармана...

Я повесил куртку рядом с шубой. Обернулся к хозяйке.

— Лариса, так?

— Так, — пьяно мотнула она головой. Куцая челка ее мотнулась.

Я вдруг понял, что немолодой она кажется только из-за расслабленных мышц лица. И из-за недовольного выражения, которое свойственно этим мышцам.

— Что-то вас давно не видно на экране, — начал я с места в карьер.

Она непонимающе уставилась на меня. И вдруг выдала:

— Это все он.

— Кто?

— Муж. Если бы не он, я была бы... — Она обреченно покачала головой. И закончила неожиданно: — Была бы в Америке. На Майами... Я была бы знаменитой.

«Гм», — подумал я.

— Нет взаимопонимания? — заумничал я.

— Нету, — челка опять согласно мотнулась.

— Бывает.

— Если бы вы знали, какой человек меня любил. Миллионер...

«На черта ей та гвоздика, надо было взять бутылку», — мелькнула у меня мысль.

Но с этим проблем не было. Хозяйка провела меня на кухню. Усадила. Достала второй фужер. Набухала и мне из коньячной бутылки.

И тут вошел муж. Вошел спокойно, кротко даже. Без всяких ревнивых фокусов. Бросил тоскливый взгляд на жену, поздоровался со мной и предложил переместиться в комнату. Я послушался. По пути на всякий случай предупредил:

— Я из газеты. Думал взять интервью. Похоже, в другой раз...

— Вы не подумайте, — заволновался он. — Это у нее редко... Хотя... — Он вдруг передумал оправдываться. Пошел резать правду-матку: — Вы не поверите, буквально за полгода. Не знаю, что делать. Она возненавидела меня...

Я уже все понял. Почти все. Ай да Филя! Ай да простак!

— Буквально два слова, — попросил я, прорываясь на кухню.

Хозяйка сидела за столом, осовело глядя на стакан.

— Мне нужен адрес Филиппа, — строго сказал я. Надеялся, что строгость и неожиданность сработают.

Они и сработали.

Женщина испуганно дернулась взглядом. Мгновение силилась, вспоминая. Послушно произнесла:

— Пятая станция... Фонтан... — Она назвала номер дома и квартиры.

— Всего доброго, — попрощался я с горемыкой супругом.

Больше в этом доме мне делать было нечего...

На перекрестке Пятой станции Фонтана я задержался у цветочного лотка. Подумал, не взять ли гвоздику. Не взял.

Дом нашел сразу. Он в округе был один из немногих престижных. Дверь с нужным мне номером была бронированная, дорогая. Я прислушался. Услышал, что в глубине квартиры плачет грудной ребенок.

Занервничав, нажал кнопку звонка.

Такой я ее себе и представлял. Простой, миловидной, с выражением смиренности на лице. Правда, за полминуты успел представить ее себе с ребенком на руках, а ребенка не было. Он продолжал прерывисто плакать в комнате.