Читать книгу "Мобильный свидетель - Михаил Нестеров"

Карпов снова вернулся на ту «улицу без закона». Был вынужден вернуться. Дошел до перекрестка и, руководствуясь уже собранными данными, легко представил себе красный свет, поток машин, который отпугивает Немо и заставляет принять решение — повернуть направо…

Карпов смертельно устал. Его тело просилось домой, мозги же перечили: рано. Перечили как-то слабовато, как будто он пережил глубокий упадок сил. Он как будто оказался на турнике. Он уже подтянулся двадцать раз, выполнив норматив, — чего еще нужно от него инструктору по физподготовке? Только одного: чтобы курсант Карпов подтянулся еще раз, почерпнув силы из потустороннего источника. И еще разочек. А теперь последний раз. А теперь действительно последний раз. А вот теперь на бис.

Многие, очень многие, как и Карпов, прошли через подобную мучительную процедуру. Но она научила его одной вещи: всегда, всегда найдутся силы сделать еще один шаг. Он поверил в то, что из любого тупика есть выход.

Он прошел под вывеской оружейного магазина, правее которой полоскалась еще одна: он не разобрал — то ли частная школа, то ли еще что-то частное. Он действительно устал. И до крайней степени реалистично представил себя на месте Немо. Он просто сказал себе: «Я Немо. И я сейчас сдохну». Он измотал себя, добившись кое-каких результатов, даже посчитал этот день успешным; его даже хватило на шутку: сегодня он двух говенных людей назвал своими именами. Но утро вечера мудренее. И он был готов встретить утро здесь, рядом с оружейным магазином, проснуться первым его покупателем, записаться в частную школу или что там в действительности?.. Случайность (он поверил в это, валясь с ног от усталости, не в силах тягаться с навалившимся на него Морфеем в борцовском трико). Случайность спасла Немо на этом коротком отрезке. Почему коротком? Потому что она не выдержала бы и десяти минут, как не выдержал и он, взрослый и сильный мужчина. Она в розыске за убийство, которого не совершала, и это двойной удар, это нокаут. Рефери считает до десяти, выкрикивает «аут», и Немо уносят с ринга. Где-то в этом районе она получила помощь — это если верить продавщице, показавшей направление (она пошла в ту сторону). А если она напутала? А если Немо, сделав шаг в том направлении, повернула назад? Продавщица не могла видеть ее на темной улице из хорошо освещенного помещения. И тут Карпов отчетливо представил себе следующую картину: молодой охранник в мешковатой форме выходит следом, делая знак продавщице: «Молчи!» Он предлагает помощь Немо. Он мотивирован. Но чем — это и предстоит выяснить. Завтра. Карпов ватным языком называет таксисту свой домашний адрес.

…

«Да тебя, урод, ни с кем не спутаешь!»

«Эмо — сатанисты!»

«Меня интересуют только деньги».

— Что?

— Приехали. Время расплачиваться.

Карпов никогда не думал, что сон может быть таким глубоким. Он падал минут двадцать, ударяясь тяжелой головой то об одно плечо, то о другое…

Частный сыщик и прокурор шли в одном направлении, но решали разные задачи. Задача прокурора — засадить Паршина за решетку, прутья которой он мысленно отполировал до блеска; задача сыщика — снять обвинения с клиентки.

Прокурор попенял на себя с интонацией ищейки:

— Я никак не могу взять след этого сукиного сына! Он как в воду канул. Да еще прихватил с собой двух людей.

— Хорькова и Олега?

— Кого же еще?

— Паршин мог убрать их. Найти троих людей в три раза проще, чем одного. И теперь Паршин бежит уже от обвинений в трех убийствах. Генерал пошел по пути ошибок. И если я прав, он дал вам еще две возможности упрятать его за решетку.

— Доказать его причастность к одному из трех совершенных им убийств, — медленно покивал Рамаданов. Но духом отчего-то не воспрянул. Он торопил события, и его торопливость была более чем оправдана, а точнее — объяснима: опекун свидетельницы, с помощью которой он мог выдвинуть обвинения против Паршина, сидел рядом с ним, а не висел, к примеру, на проводе.

Надо отдать ему должное, он был терпелив… несмотря на свою несдержанность, думал о нем Черкунов. Терпеливость его проявилась именно в том деле, которое он посчитал ключевым, венчающим его долгую и богатую, насыщенную в том числе и драматическими событиями карьеру. Может быть, так, а может быть, по-другому рассуждал прокурор. Черкунов упомянул о трех эпизодах, по которым проходил Паршин, но только один из них был для него самым лакомым — убийство Котика. В голове прокурора, возможно, зародились строки обвинительной речи, и пусть даже не он произнесет ее в зале суда. В его речи много натурализма и жестокости, и этот прием безотказно действует на присяжных, не оставляя шансов защите, слово которой — последнее. В зале звучат слова: «Обвиняемый хладнокровно, а значит, отдавая отчет в совершаемых им действиях, наносит удары своей жертве (о морально-волевых качествах жертвы он конечно же умалчивает, буквально избегает называть ее по имени). Удары когда слабые, а когда сильные. Он причиняет жертве боль, и вот его жертва мертва. Но последние мгновения жизни для нее вытянулись в вечность…» Конечно, Черкунов стилизовал прокурорскую речь под адвокатскую, но сути это не меняло. Перед этим эпизодом на крыше небоскреба меркли другие, рядовые убийства майора Хорькова и Олега: несколько выстрелов из пистолета, и у ног стрелявшего растянулись два трупа. На крыше небоскреба сцепились два пса, а собаке — собачья смерть. Речь шла о шаблоне.

Черкунов передал прокурору полиэтиленовый пакет.

— Что в нем? — спросил Рамаданов, положив его на колени.

— Ровно половина куртки Одинцовой. На ней осталась кровь человека, которого убили у нее на глазах. У вас есть возможность сделать анализ ДНК?

Прокурор ответил «да». Может быть, у него была и другая возможность: не откладывая дело в долгий ящик, ехать с этой курткой в лабораторию и буквально дождаться результата в коридоре. Только тогда он получит подтверждение: на крыше дома была пролита кровь Саши Котика. Ему останется только узнать место его захоронения. Черкунов сунул ему мосол, и он принялся грызть его. И пока он не опомнился, Черкунову нужно было ретироваться. Нарушая субординацию, он первым протянул ему руку:

— До свидания, Дмитрий Николаевич.

— До свидания, — сказал тот, отвечая на рукопожатие.

Эшли Смит пришлось многое вспоминать из биографии Саши Котика еще и потому, что на след Паршина могла вывести Алла Корбут, боевая, можно сказать, подруга Котика. Живой Паршин — доказательство смерти Котика, и наоборот. Доподлинно было известно, что Корбут не проливала кровь, но помогала Саше во всех его преступлениях. Она была его материальной базой, и ей была интересна эта роль. Казалось, она знала меру и ни разу не перешагнула грань дозволенного — за которой ее ждали жадные руки юристов и тюремщиков. Она не была юридически подкована, однако эти нюансы чувствовала нутром. Казалось, на нее не распространялся старый постулат: «Незнание закона не освобождает от ответственности».

Еще до встречи с Котиком на военно-морской базе Эшли нашла в Сети «расширенное» досье Саши Котика. В нем, в частности, автор сравнивал Аллу и Сашу с Бонни и Клайдом. В том, что касалось верности друг другу, — Смит была согласна с автором на сто процентов. Однако руки Аллы, о чем она уже думала, не были в крови. И она задалась вопросом: отчаявшись или спасая друга, могла Алла отойти от сотканных ею самой принципов? Да, ответила Эшли. В конкретной ситуации Корбут могла спустить курок. И образ Аллы с той поры для нее лично стал зловещим. Эшли представляла ее коброй, стерегущей кладку. Одно неверное движение, и она, спасая детенышей, метнется навстречу в смертельном броске… Потом образ стал мягче: Сашу посадили, и Алле больше некого стало защищать. Она превратилась в ужа.