Читать книгу "Затерянные в океане - Луи Жаколио"

Батавия обладает также множеством научных и учебных заведений разного рода, так что и духовные потребности человека находят здесь себе полное удовлетворение наравне с материальными. Словом, это город всесторонней жизни — город наук, искусств, богатства и роскоши. Здесь можно найти все лучшее, все самое изысканное, что обыкновенно находят только в лучших городах Европы, таких как Париж, Лондон и другие, — и все дурное, все испорченное, от которого не свободны наши центры цивилизации. Голландцы недаром считают Яву с ее столицей вторым своим отечеством, и во времена Людовика XIV и Наполеона I, которые грозили им совершенным порабощением в Европе, серьезно подумывали о поголовном своем переселении из Европы в Азию.

В Батавии можно встретить людей всяких национальностей, особенно часто китайцев. Последние наводняют собой всю Малайзию и, можно сказать, держат в своих руках всю торговлю страны. Терпеливые и предприимчивые, честные и трудолюбивые, они сумели стать необходимыми повсюду и из всего извлекать себе выгоды, не пользуясь, однако, ими в ущерб господствующей национальности, которая не только терпит их за это, но даже покровительствует им. Китаец всюду составил себе реноме до мелочей аккуратного и точного человека, безукоризненно честного, знающего в совершенстве все тонкости высшей коммерции. Вследствие этого миллионные капиталы проходят через его руки, и нередко под одно его честное слово, без всяких бумажных документов и неизбежной при них потери времени.

Вернемся теперь к великолепному китайскому особняку в Кенинс-Плейн.

На главных дверях его была приделана серебряная дощечка, покрытая толстой хрустальной пластинкой, сквозь которую виднелась вырезанная и позолоченная надпись на английском языке:

Разменная касса банкирского дома Лао Тсин и К°.

Во всех приморских торговых городах Индокитая и Малайзии, как например в Сингапуре, Гонконге, Шанхае и прочих, а также на островах Суматре, Яве, Борнео и других коммерческим языком стал английский, который господствует теперь на всех рынках. Поэтому китайцу говорят обыкновенно в этих странах по-английски, употребляя свой язык только между собой или у себя дома, по окончании дневных коммерческих занятий.

Указанная скромная надпись не давала точного представления ни о тех замечательно-обширных торговых операциях, которые вел банкирский дом Лао Тсин и К°, ни о громадном состоянии его главы. Центральная контора его находилась, согласно китайским законам, в Пекине, но операции его на родине были значительно скромнее тех, которые совершались в других городах крайнего Востока, и в особенности в Батавии. Последняя была поэтому любимым городом престарелого Лао Тсина, который сосредоточил здесь блеск своего богатства, служившего для многих предметом зависти и удивления.

Кроме особняка в Кенинс-Плейн, в двенадцати милях от города у него было еще одно замечательное убежище, скрытое в обширном тропическом саду и отделанное с такой невероятной роскошью, которая свойственна только сказочным дворцам «Тысячи и одной ночи».

Там, в этом поистине сказочном дворце, время от времени он давал рауты, на которые приглашались сливки батавского общества и о роскоши которых можно судить, например, по следующим фактам.

На одном из вечеров каждый мужчина, уходя домой, получил по булавке для галстука, украшенной крупной бирюзой, а каждая дама — букет для корсажа, составленный из брильянтовых роз, окруженных мелкими цветами из аметистов, изумрудов и бирюзы. Материалы для подобных подарков, более чем царских, доставляли копи драгоценных камней в Самаранге, принадлежавшие Лао Тсину.

В другой вечер при разъезде гостей дамы получили по великолепной кашемировой шали, а мужчины — по сингапурскому пони с богато украшенным седлом и со всеми принадлежностями для езды. Все это, заметим нашим читателям, исторические факты.

Правда, подобных раутов давалось Лао Тсином всего четыре в год, и число приглашаемых на них никогда не превышало ста человек, причем каждую даму должен был обязательно сопровождать мужчина, будь это отец, муж, брат или иной родственник, — но тем не менее каждое из подобных собраний обходилось владельцу сказочного дворца в несколько миллионов, тратить которые он никогда не задумывался…

На каждом вечере Лао Тсина неизменно присутствовал какой-то старый китаец преклонного возраста. На его указательном пальце правой руки заметно было массивное золотое кольцо, а сам он почти весь вечер проводил в большом эбеновом кресле с серебряными инкрустациями, которое стояло на возвышении в три ступени от пола. Никто из гостей не знал, кто был этот человек; видели только, что слуги, проходя мимо, преклоняли перед ним одно колено, а сам хозяин выказывал по отношению к нему такие знаки внимания, которые, по китайскому этикету, подобают одним членам императорской фамилии.

Известно было также, что престарелый таинственный гость не живет ни в Батавии, ни вообще на острове Яве и что слуги сказочного дворца ничего не могли сообщить о нем, потому ли, что сами ничего не знали, или, может быть, потому, что не хотели говорить… Раз один лакей, проходя мимо гостя, приветствовал его каким-то именем или титулом, которого никто не понял, — этого было достаточно, чтобы на другое же утро лакей исчез неизвестно куда…

II

Опустевшее кресло. — Это был он… — Несколько лет назад. — Что сталось с Королем Смерти. — Новости из порта.

В ОДИН ИЗ ПОСЛЕДУЮЩИХ ВЕЧЕРОВ обычные посетители сказочного дворца заметили, что таинственный гость не является уже больше на рауты. Так прошло полтора года, в течение которых все пришли к заключению, что этот гость — родственник, конечно, хозяина дворца — вероятно, покончил свои счеты с земным миром, то есть, попросту говоря, умер. Это, по-видимому, подтверждалось и тем обстоятельством, что именно около того времени Лао Тсин уехал в Пекин и пробыл там, сверх обыкновения, очень долго: разумеется, похороны знатного родственника были тому причиной, а не одни финансовые дела, которые всегда отнимали у него не много времени, так как пекинской конторой управлял его родной брат, а это было то же самое, что и сам Лао Тсин. Все остановились на данном предположении и скоро забыли таинственного гостя с его массивным золотым кольцом.

Однако на все последующие рауты эбеновое кресло с серебряными инкрустациями все еще продолжали ставить на возвышение с каким-то благоговейным, почти религиозным вниманием к отсутствующему важному гостю; это само по себе малозначительное обстоятельство приобрело впоследствии, как скоро мы увидим, очень важное значение.

В Батавии все знали или, по крайней мере, догадывались, что Лао Тсин имеет сношения с древнейшим тайным обществом в Китае, управляющим судьбами всего речного и морского плавания в Небесной Империи, то есть, короче говоря, — с пиратами; все знали также, что общество это терпимо китайским правительством, потому что оно могущественно, и мы знаем уже, из начала нашего рассказа, до какой степени простиралось его могущество: сама императрица-регентша Нан Ли вынуждена была прибегнуть к его содействию, когда понадобилось для коронования малолетнего императора Куанг Су изъять из рук западных варваров похищенный ими драгоценный скипетр династии Цин, и, в награду за это содействие, должна была дать обществу пиратов новые привилегии.