Читать книгу "Семнадцать каменных ангелов - Стюарт Арчер Коэн"

Уотербери ищет на лице Пабло признаки недовольства, но финансист по-прежнему добродушен и весь внимание. Он спрашивает: «А кто жертва?»

На этих словах Фабиан откинулся на спинку стула и потер шею:

– Какова ирония, не так ли? Уотербери описывал в своем дневнике собственное будущее и ничуть не подозревал об этом. Вообще-то в известном смысле все мы одинаковые, все мы пишем книгу о собственной жизни, и в этой книге мы главное действующее лицо, и судьба его нам неизвестна. Наши фантазии становятся нашей судьбой. Вот почему я думаю, что смерть, наверное, была полной неожиданностью для Уотербери. Такой неожиданностью, удержаться от которой на страницах своей книги ему было трудно.

При последних словах Фабиана Фортунато почувствовал, как его снова захлестывает боль. Он вспомнил глаза Уотербери, полные негодования оттого, что он мог попасть в такую смехотворную историю, как похищение. Чуть позже, когда страх подавил все мысли, он посмотрел на него с заднего сиденья, безмолвно умоляя: «Защитите меня».

Его терзания прервала Афина:

– Фабиан, я ради этого пропустила свой рейс. Если дневники Роберта Уотербери у вас, то почему бы вам просто не сделать для меня копию? – И, желая смягчить неловкость, добавила: – Тогда мы смогли бы поговорить за ужином о чем-нибудь более приятном.

Инспектор засмеялся, погрозил ей пальцем и обернулся к Фортунато:

– Она уже наполовину наша, эта девушка, А? Думаю, Буэнос-Айрес проникает ей в душу!

Фортунато только повел бровями:

– Давай сделаем ее инспектором.

Он знал, что Афине никогда ничего не выудить у Фабиана, но из услышанного он сделал для себя главный вывод. Прежде всего, у Фабиана есть дневник Уотербери или его копия. Фабиан, конечно, человек способный, даже очень способный, но рассказываемая им история и все эти философствования кажутся почерпнутыми у кого-то другого, даже, возможно, специально заучены на всякий случай, для использования в будущих баталиях. Так рассуждает зрелый, наблюдательный человек, сполна изведавший свою долю коррупции и невезения. Человек вроде Роберта Уотербери.

Фортунато изобразил на лице свою самую достойную маску, почувствовав себя в большей безопасности в своей традиционной роли.

– Серьезно, Фабиан, если дневник у тебя, лучше предъяви его. Я просто не знаю, что скажет судья по поводу такого нарушения инструкций.

– И не без оснований, комисо, не без оснований. Но это потом. А сейчас я продолжу свою маленькую историю.

Итак, Уотербери находится в офисе «Групо АмиБанк», верно? И друг Пабло приглашает его отужинать. «Я почистил расписание, – говорит он, – но, к сожалению, наш двухгодовалый ребенок заболел и жена не сможет составить нам компанию. Так что нас будет только двое, ты и я. Как в былые времена!» До ужина еще три часа, спешить им некуда. Уотербери расспрашивает друга, как сложилась его карьера.

«Моя? Ты же, Роберт, знаешь, как это бывает. Работаешь на компанию, но, если ты человек предприимчивый, открываются разные возможности поработать и на себя. У меня доля в бизнесе по импорту электрооборудования. Еще сколько-то акций в компании по торговле недвижимостью в Пунта-дель-Эсте».

Услышав название уругвайского курорта, Уотербери вздрагивает: ему слышится предательский шорох отмываемых денег. Река подпольного серебра из Аргентины вышла на поверхность в виде роскошных шале и теннисных клубов по всему Атлантическому побережью этой прекрасной страны – таков был плод невыплаченных налогов, тайных процентов от правительственных контрактов и разного рода «комиссионных». Но это его друг Пабло, и ему следует радоваться его успеху. Вот на лице у Пабло заиграла озорная улыбка, почти как в добрые старые времена, когда они делились своими победами. «У меня есть идея. Покажу-ка я тебе одно из моих маленьких предприятий. Ты сильно удивишься. Но пусть это остается между нами. О'кей?»

Он берется за телефонную трубку, произносит несколько слов, и они садятся в его автомобиль, серый «мерседес» с затемненными окнами; от молчаливого шофера среднего возраста, пока он вежливо здоровается и открывает дверцы, веет затаенной неприветливостью. Щелкнули замки, и они покатили через шумную величественную Авенида-Корриентес, но сквозь закрытые окна звуки улицы до них не доносились. Уотербери увидел, как на них надвигается гигантский обелиск белого мрамора на Пласа-де-ла-Република, потом – все двадцать восемь аллей огромного, самого большого в мире бульвара Нуэве-де-Хулио. Балконы зеленеют многочисленными растениями в кадках, кварталы жилых домов кажутся бесконечными и привлекательными, и дух Буэнос-Айреса снова возвращается к Уотербери. Дух города, где жизнь пронизана непередаваемой горечью и столь же непередаваемой прелестью, города, где всегда приметишь след, оставленный острием ножа. Эта ностальгия по фантастическому Буэнос-Айресу переполняет его.

Они выехали на автостраду Двадцать пятого июля, и под ними поплыл город. Улицы и проспекты носят названия памятных дат революции. Они проезжают Девятое июля тысяча восемьсот шестнадцатого года, когда генерал Сан-Мартин нанес поражение испанцам в сражении при Айакучо, проносятся над Двадцать пятым июля тысяча восемьсот шестого года, когда Кордова подняла восстание против вице-короля, – и это была первая искра борьбы за независимость. В названиях площадей воплотились все наши величайшие надежды: площадь Республики, площадь Свободы, площадь Конгресса. И в то же время к площадям ведут или хотя бы неразрывно связаны с ними названиями улицы, славящие наших диктаторов и убийц: Хулио Архентина Рока, президента и знаменитого истребителя индейцев, генерала Фернандо Сармиенто, который говорил, что кровь дикарей будет славным удобрением для почвы. А вместе с ними улицы, поименованные в честь знаменитых олигархов, продажных политиков, солдат постыдных войн, композиторов, артистов, писателей, певцов танго, стран мира. Беспорядочный план города соединяет все человеческие амбиции и фиаско в одной адресной книге времен и событий. Грандиозный и мерцающий мириадами огней, реальный и более чем реальный Буэнос-Айрес становится бесконечной историей, разворачивающейся перед его глазами.

Через полчаса они достигают границ столицы, того воображаемого круга, который обозначает, что здесь кончается Буэнос-Айрес и начинается Provincia.[69]За этой линией заканчивается юрисдикция федеральной полиции и начинаются полномочия полиции провинциальной, и гражданская власть становится эфемерной и не знает закона. Дома поменьше, не такие претенциозные, квартплата ниже. Шофер некоторое время едет вдоль железной дороги и тормозит у неприметного кирпичного здания с мебельным магазинчиком на первом этаже.

«Вот мы и приехали, – по-прежнему сохраняя таинственный вид, улыбается Пабло. По дороге к кованой железной двери, за которой видна вторая дверь, Пабло не умолкает. – Я занялся этим года полтора назад, и это мое самое прибыльное предприятие. Я его не афиширую по вполне понятным причинам, но уверен, тебе оно покажется занятным. Поэтому и показываю. Это здесь бизнес будущего. Все по последнему слову техники».