Читать книгу "Контролер - Александр Шувалов"

После просмотра новостей он сделает несколько звонков в газеты и на телевидение и еще один, в ФСБ. Исключительно из чистого хулиганства. В прошлом году русские раструбили на весь мир о его ликвидации. Пришло время, как говорят здесь, «ответить за базар». Потом избавится от «хитрого телефона» стоимостью в пару «мерседесов». Звонок с него с гарантией не отслеживается и голос говорящего не идентифицируется.

Через несколько часов он будет в Ленинграде, зачем-то так претенциозно переименованном, там сменит документы и… Далее Европа, серьезный курс пластической хирургии и, наконец, дом, почти дворец, на берегу океана в стране, которая никогда и никому его не выдаст. Все, пора на покой. В его профессии, как в спорте, лучше уйти на год-другой раньше, чем на час позже. Он вволю поиграл с судьбой в игру, где ставкой была собственная жизнь, настало время встать из-за стола и уйти с выигрышем.

Может быть, когда-нибудь он ненадолго вернется и преподаст этим олухам еще один мастер-класс, но это будет потом. Зулкарнаев, он же Режиссер, заложив руки за голову, откинулся назад и прислонился головой к стене.

Молодой человек вошел в бар и остановился в дверях, осматриваясь. Сидящий за столом, мельком взглянув в его сторону, вернулся к просмотру телепрограмм. Ничего особенного, невысокий, хрупкий с виду, гламурно прикинутый мальчик: заправленные в высокие, почти до колен, сапожки, узкие брючата, недешевый псевдогрубый свитер «с горлом», коротенькое пальто, издали напоминающее матросский бушлат. Длинные темные волосы до плеч.

Меж тем молодой человек немного расхлябанной походкой подошел к стойке бара и сделал заказ. Устроился за столиком по соседству, дождался принесенного все той же официанткой зеленого, естественно, чаю и тирамису. Сразу же расплатился и принялся за еду. Закончив есть, вскочил на ноги и, остановившись рядом с сидящим за столиком, высоким, почти девчачьим голосом позвал официантку.

— Будьте добры, пепельницу!

— Если можно, воздержитесь от курения, — сухо произнес Режиссер, — У меня аллергия на табачный дым.

— Не надо пепельницы, — пропищал молодой человек и, повернувшись к собеседнику, виновато развел руки в стороны и проговорил жеманно: — Простите, бога ради… — и уже нормальным мужским голосом, — и прощайте.

Сидящий за столом даже не успел удивиться наличию в одном теле двух совершенно разных голосов, потому что… Потому что в этот самый момент молодой человек с завидной быстротой воткнул заточку прямо в его левую подмышку. И тут же обломил лезвие. Проделано все было быстро и грамотно, без шума и пыли, а главное — без крови. И, действительно, на светло-коричневом свитере получившего в сердце заточку, не проявилось ни одного крохотного пятнышка. Хорошем, к слову сказать, свитере, и дорогом. О подобного рода вязаных изделиях очень любит писать одна полнокровная дамская писательница. У нее в каждом романе героиня обязательно приникает личиком к мужскому торсу, одетому в такой вот свитерок, и трепетно его нюхает, вдыхая запах свежести и больших денег.

Сделав свое черное дело, молодой человек вернулся за свой столик и принялся допивать чай. Режиссер, он же Чжао, он же почти труп, бессильно уронил вниз руки, открыл рот и попытался закричать от боли, потому что стало очень больно. Не хватило сил даже на шепот. Потом стало еще больнее, еще и еще, а потом, все, боль прошла, а жизнь закончилась. За долю секунды до конца он вдруг понял, что совершенно напрасно провел это утро у телевизора.

Допив чай, молодой человек встал, взял сумку и пошел к выходу, на ходу рассовывая по карманам телефон, сигареты и зажигалку.

Проходя мимо уставившегося в потолок, уронил, неловкий такой, сигареты и зажигалку, потом почти минуту их разыскивал.

Слегка покачивая бедрами, он вышел из бара и направился прямиком в вокзальный туалет. Поймал одобрительный взгляд такого же гламурного персонажа, только в длиннополом плаще и рыжеватого, слегка надул губки и подмигнул.

Через несколько минут молодой, подтянутый капитан в ловко сидящей на нем камуфляжной зимней форме и с вещевым мешком за спиной, вышел из туалета. Поправил фуражку, обошел явно поджидающего кого-то рыжеволосого красавчика в темном плаще до пяток и направился к выходу.

Если бы Евгений Сироткин задержался на вокзале еще пару минут, то наверняка услышал бы дикий женский визг из бара: подошедшая к единственному посетителю официантка, обнаружила того, сидящего неподвижно и глядящего в потолок, и вступила в лужу крови, вытекающей из раны на правой руке.

Перед тем как спуститься в метро, Евгений достал телефонную трубку и набрал номер.

— Порядок, Дед.

— …

— Возвращаюсь на базу, до встречи.

А потом отправил кому-то сообщение без единого слова.

* * *

Зазвонил стоящий телефон. Я передал трубку полковнику.

— Да, — отрывисто бросил он.

— …

— Понятно.

— …

— Хорошо, до связи.

— «Табун» обнаружен и взят под контроль, — сообщил он. — Дальнейшей судьбой руководства института займутся буквально сегодня. Вы удовлетворены?

— Очень.

— Что дальше?

— Терпение, — сказал я и едва не добавил: полковник.

В мае девяностого Равшон Саибназаров, тогда еще просто лейтенант КГБ СССР больше суток провел в зиндане в Таджикистане в ожидании неизбежной смерти. Для того чтобы выдернуть его оттуда, была проведена совершенно уникальная операция силами нашей конторы. Мой командир, Сергей Волков, по-моему, до сих пор гордится тем, что поучаствовал в ней.

Не то чтобы эта операция была особенно сложной по исполнению тут, как раз все было просто и ясно. Один ловкий мужик сделал все, чтобы попасть в тот же зиндан, что и Равшон. Оказавшись там, принялся распевать песни, настолько громко, что без проблем перекрывал лай собак и вопли ишаков. Горланил достаточно долго, одну только «Белоруссию…» исполнил раз пять. Прикиньте, «Молодость моя, Белоруссия», в кишлаке. Короче, место нахождения зиндана те, кому надо было, засекли без всяких там радиомаячков. Ночью пришли и без проблем извлекли из ямы Равшона и того самого певца. Уникальность состояла как раз в том, что дело происходило в девяностом году, когда все подряд спецслужбы просто-напросто боялись лишний раз без спроса вздохнуть или пукнуть. Получить разрешение на проведение такой операции было на пару порядков сложнее, чем ее осуществить.

Врач появился, когда мы докуривали мои сигареты. О результатах операции не стоило даже и спрашивать, все читалось на его лице.

— Ваш друг в реанимации, — сообщил он, — жить будет.

— Молодец! — воскликнул я и вытер пот со лба.

— У меня, между прочим, дежурство закончилось, — сварливо заявил он, — долго еще торчать здесь?

— Идите переодеваться, доктор, — ответил за меня переговорщик, — скоро пойдете домой.

— Хочется верить, — буркнул тот и удалился.