Читать книгу "Брызги шампанского - Михаил Черненок"

– Сегодня оба будут у меня, постараюсь разобраться. Семен Максимович сейчас в изоляторе?

– На допросе у следователя.

– Если по нашему делу что-то «уточнит», как Крупенин, сообщи мне оперативно.

– Позвоню сразу же.

Поблагодарив Тарана, Бирюков положил телефонную трубку. Не успел он обсудить с Лимакиным полученную информацию, в кабинет словно ворвался Слава Голубев и от порога выпалил:

– Андрей Удалой приехал!

– Один? – спросил Антон.

– Так точно. Куделькин приедет после обеда.

– Твоя «иномарка» исправна?

– Как часы.

– Пока мы с Петром будем допрашивать Андрея, съезди, пожалуйста, за Куделькиным.

– Обстоятельства изменились?

– Возможно, очную ставку придется проводить.

Глава XX

Пока Лимакин заполнял анкетные данные в протоколе допроса, Бирюков исподволь присматривался к Андрею Удалому. На стандартные вопросы следователя Андрей отвечал быстро, без запинок. На его загоревшем лице при этом не было заметно ни настороженности, ни тревоги. Только в синих, с лукавым прищуром, глазах светилось вроде бы недоумение, как будто он силился понять: к чему такая строгая официальность?.. Когда следователь спросил – не станет ли он возражать, если допрос будет вестись под магнитофонную запись? – пожал плечами и, улыбнувшись, ответил:

– Как хотите, так и допрашивайте. Мне-то что…

С такой же доверительной простотой Андрей по просьбе Бирюкова рассказал о своих взаимоотношениях с Гусяновыми. При этом он ничего не утаил из того, что уже было известно следствию, однако нового не добавил ни слова. Говорил по существу, не уклоняясь в стороны, без озлобленности, но с иронией. Стараясь ненавязчиво подвести допрос к основной теме, Бирюков сказал:

– Судя по вашим словам, Владимир Гусянов представляется этаким недорослем.

Андрей улыбнулся:

– У Володи в школьные годы и прозвище вначале было Митрофанушка, потом его перекрестили в Понию.

– Это что такое?

– На уроке географии возле классной доски у карты Володя перечислял восточные страны. Обведет указкой раскрашенную территорию и читает по слогам: «Мон-го-лия, Ко-рея, Ки-тай»… А у Японии концом указки нечаянно закрыл первую букву и сдуру ляпнул: «По-ния». Весь класс вместе с учительницей от хохота чуть не умер.

– Как же при таких слабых знаниях он умудрился закончить среднюю школу?

– Как сын председателя колхоза. В восьмом классе принципиальный математик вывел Володе за первую четверть двойку. Семен Максимович вместо того, чтобы наказать нерадивого сына, тут же лишил педагога полагающихся сельским учителям льгот. Без дров и угля оставил. Помаялся мужик в нетопленном доме и, не дожидаясь больших морозов, уехал из Раздольного. Остальные учителя вообще махнули на балбеса рукой. Для проформы трояки ему ставили.

– Армейская служба как у него шла?

– Через пень-колоду. На школьных уроках трудового воспитания мы проходили программу сельского механизатора. Вместе с аттестатом зрелости получили водительские права и удостоверения трактористов. Поэтому попали служить в танковые войска. Сразу после призыва, в учебном отряде, с Володей тоже случались анекдотические номера. Как-то на занятиях по противоатомной обороне он задремал. Командир роты внезапно спросил: «Гусянов! Ваши первые действия при атомной тревоге?»… Тот вскочил по стойке смирно и ничего спросонок понять не может. Юмористы шепнули ему подсказку, а он словно попугай повторил: «Лежу и обугливаюсь, товарищ капитан!» Фурор был сногсшибательным…

– За вашей сестрой Гусянов давно начал ухаживать? – спросил Бирюков.

– Сразу после службы втемяшилась ему в голову эта блажь. Откровенно сказать, Лиза уезжала в Кузнецк только ради того, чтобы избавиться от его нахальных приставаний. Так ведь Володька и там ее достал.

– Вы, кажется, пытались образумить незадачливого ухажера?

– Пытался, да что толку. Такие люди разумных слов не понимают. Их только силой можно убедить.

– Говорят, вы и силу применяли.

– Когда? – удивился Андрей.

– Когда на лопатки Гусянова уложили.

– Это не из-за Лизы.

– А из-за чего?

– Просто на спор поборолись. Я оказался ловчее. За такое Володька не обижался, хотя проигрывать не любил и каждый раз находил уважительную причину, которая помешала ему стать победителем.

– Но за Лизу Гусянов на вас крепко был обижен.

– Знаю. Он даже запугать меня хотел.

– Давно?

– В начале лета, когда с карабином в Раздольном бузил.

– И чем же запугивал?

– Намекал, что, если буду отговаривать Лизу, то могу повторить участь Падунского. Я расхохотался и сказал: «Володя, пока милиция не отобрала у тебя этот ствол, постарайся сам из него не застрелиться».

– Как Гусянов отреагировал на такие слова?

– Молча газанул на своем джипе в Кузнецк.

– Больше не угрожал?

– Нет. После того, как на испуг не удалось меня взять, решил деньгами задобрить… – Андрей вдруг будто задумался, но быстро продолжил: – В прошлую пятницу впотьмах мы с Богданом Куделькиным снимали у комбайна поврежденную шестерню, чтобы потом быстрее поставить новую. Дело у нас шло к концу, и тут вдруг ни с того ни с сего нарисовался захмелевший Володя Гусянов. Как всегда у него бывало по пьяни, стал давать дурацкие советы, каким образом лучше сделать ремонт. Чтобы не связываться с ним, Богдан собрал слесарные ключи и начал укладывать их в «Москвич», так как предстояло срочно ехать в Новосибирск за новой шестерней. Когда мы остались с Гусяновым вдвоем, Володька сразу спросил: «Андрюха, сколько отстегнуть тебе „лимонов“, чтобы ты не выступал против меня?» Я усмехнулся: «Ты все о Лизе?» – «Конечно». – «Забудь и никогда к этому вопросу не возвращайся». – «Ну, хочешь, подарю свой джип?» – «Не хочу. Падунский раньше тебя предлагал новенький „Мерседес“, но я не терплю обогащения на халяву». – «Ну и дурак. Сейчас только безмозглые не обогащаются». – «Каждый по-своему с ума сходит». – «И все-таки, Андрюха, подумай хорошенько, а?» – «Давно уже все думано-передумано. Отвали и успокойся». Такой вот состоялся у меня последний разговор с Володей Гусяновым.

– А с Богданом Куделькиным он в тот вечер разговаривал? – спросил Бирюков.

– Куделькин был занят сборами в дорогу и что-то искал в багажнике «Москвича». Когда со мной разговор не получился, Гусянов подошел к нему. О чем он заговорил с Богданом, я не слышал, но тот сразу его отбрил: «Вовик, ты мне осточертел со своими претензиями хуже горькой редьки. Иди проспись, тогда и потолкуем о твоих собутыльниках». Володя пробурчал что-то вроде «пожалеешь» и растворился в ночи.