Читать книгу "Экстрасенс - Сергей Асанов"

Девушка в тот же день сбежала из дома, пыталась спрятаться от всех, но от себя спрятаться не сумела и до конца жизни носила в душе этот ужас. Носила, впрочем, недолго: Наталья Колыванова погибла под колесами автомобиля через два года, примерно в то же время, когда Кирилл в армии проходил по делу о сексуальных издевательствах над сослуживцем.

«Какая мразь», — думал Михаил, продолжая нежно и с закрытыми глазами поглаживать его фотографию.

…Еще он узнал, что Кирилл бросил собственную мать умирать в больнице. Он баллотировался на место депутата Законодательного собрания, занимался своей предвыборной кампанией, и ему недосуг было ухаживать за смертельно больной женщиной. У матери была неоперабельная стадия рака, и в те дни, когда медицина уже опустила руки и стыдливо прятала глаза, женщина нуждалась просто в присутствии и поддержке близких ей людей. Но Кирюша самозабвенно мочил конкурентов на выборах и «боролся с коррупцией», притягивая к этому благому делу подконтрольные ему СМИ. Когда мать умерла, он раструбил об этом на весь свет, состроил печальную физиономию и таким образом заработал еще несколько дополнительных очков.

«Гандон…» — резюмировал Михаил.

Он уже ничего не хотел знать об этом чудовище. Ни о том, как его пристрелили на охоте, приняв за медведя, ни о том, как его хоронили. Главное, что он понял, — часть этого «существа» осталась на видеопленке и начала размножаться, словно гриппозная бацилла. Наверно, Зло трансформируется, превращается в газ или воду, течет по трубам, заполняет пространство, чтобы воздушно-капельным путем попасть внутрь к какому-нибудь представителю биологического вида, не имеющему иммунитета.

«Спасибо за такое счастье, баба Юля, век не забуду», — подумал Михаил, открывая глаза.

Во рту ощущался странный привкус, словно он облизывал связку ключей. Виктор стоял у подоконника, и глаза у него были как два чайных блюдца.

— Ты живой? — спросил он.

— А что?

— Да у тебя руки тряслись, как у алкоголика. Я думал, ты откинешься.

Михаил вздохнул. В этот короткий миг он серьезно пожалел , что двадцать лет назад полез на эти дурацкие смертоносные качели в соседнем дворе.

Он встряхнулся, провел по лицу рукой.

— Ничего страшного… В общем, так, Вить, твой друг Сергей не прыгал из окна сознательно и не падал случайно. Я вижу убийство.

Виктор опешил:

— Как… как видишь?

— Не знаю. Вижу, и все. Камера всегда принадлежала ему?

— Кажется, да. Он все покупал сам и всегда старался брать новое.

— Кассеты, видимо, тоже его?

Виктор кивнул.

— Понятно, — устало резюмировал Михаил. — Я не вижу камикадзе, вижу убийство. Теперь скажи мне, Вить, что могут означать две большие зеленые гусеницы?

— Э… Не знаю…

— Жаль. Они имеют какое-то значение, причем, похоже, немаленькое. Точно никаких ассоциаций?

— Нет.

Михаил снова начал почесывать левый висок и кусать нижнюю губу. В голове его сама собой выстраивалась какая-то стройная теория, в которой не хватало нескольких звеньев. Он чувствовал, что, пожалуй, сумеет разгадать головоломку и тем самым сунуть под нос профессору Саакяну красивую дулю! Вот только нужно разобраться с этими жирными зелеными гусеницами. Что-то с ними не так.

* * *

Бубсень и Вупсень никуда не торопились. Они пили и не пьянели, Дюша устал играть в бильярд и присел за столик к двум молодым особам, которые сегодня были «не прочь». Злобный маленький Филя доказывал официанту в белой рубашке, что он тупой козел и жертва аборта, потому что не может отличить вкус «Гиннесса» от «балтийской бурды». Официант уже подумывал, не окунуть ли пару раз башку этого гурмана в клубный толчок, и недвусмысленно оглядывался в поисках охранников.

Капитан Баранов подошел к барной стойке в бильярдном зале, уселся на стул.

— Все по плану, — коротко доложил наблюдатель, сидевший рядом и через соломинку потягивающий коктейль из длинного бокала.

Это был еще один доброволец, привлеченный Барановым для операции, молодой человек лет двадцати пяти, внешне довольно удачно сливавшийся с толпой завсегдатаев ночных заведений.

— Доброй ночи, Сань, — поприветствовал его капитан. — Сколько они уже съели?

— Много. И похоже, будут торчать до утра. Как в них влезает, не понимаю.

— Просчитывал варианты?

Саша неуверенно покачал головой:

— Сложно сказать. Дюшу можно аккуратно взять под ручки, он испугаться не успеет, но Филя… Блин, Филя непредсказуем. И сами можете посмотреть — в этом зале их принимать неудобно, разве что всей толпой навалиться. Сколько у вас людей?

Баранов не спешил с ответом. Ему не хотелось заранее расстраивать парня.

— Валентин Сергеич, сколько вас?

— Кхм, в общем и целом… нас четверо, но один у машины на улице. Больше мне не дали. Говорят, у тебя и так слабая доказательная база, а люди в других местах нужны. И вообще мы здесь с тобой практически нелегально. Справимся — наградят, не справимся — тоже наградят, но уже посмертно.

— Блин… — Наблюдатель оглядел зал.

— Согласен, а кому щас легко?

— Абрамовичу. Слушайте, ну можно попробовать и вчетвером, если со мной, но только если о-оочень наверняка! Малейшая осечка — и Филя начнет шмалять, и шмалять не по-детски. Стволы, кстати, при них.

— Хреново, — резюмировал капитан. — Ладно, охранников предупреди, чтобы не мешались в случае чего, а то будут бегать, глазками хлопать, спугнут раньше времени. В общем, перекур. Что тут наливают?

Михаил полчаса изучал видеозаписи. Он регулярно делал стоп-кадр, всматривался во что-то, молча шлепал губами и потирал пальцами левый висок. Что он там видит, Виктор не мог понять — ему казалось, что ничего нового обнаружить в этих кадрах не удастся, — но Михаил вновь и вновь перематывал отдельные куски и не переставал потирать висок.

В конце концов он остановил воспроизведение фильма и попросил ручку и чистый лист бумаги. В сложившихся обстоятельствах это можно было расценить как просьбу принести белую простыню, обращенную к посетителям ковбойского салуна в фильме Аллы Суриковой. «Сдается, Билли, твой друг хочет нас обидеть», — мог бы ответить Виктор, если б он был склонен шутить. Вместо этого он полез все в тот же ящик стола искать чистую бумагу. Он нашел лишь куски большого корреспондентского блокнота и обгрызенный синий карандаш.

— Вот это пойдет?

Михаил на качество канцелярии не обратил ни малейшего внимания.

— Вставай рядом, смотри, — велел он, отрывая относительно чистый листок и начиная рисовать на нем стрелки. Виктор повиновался. — Вот это Колыванов… Вот тут заразившаяся от него камера. Дальше ведем от него стрелочку — здесь получается еще живой Косилов. От него идет цепочка: Червяков, потом снова сам Сергей, уже мертвый, потом Светлана… и, по здравому рассуждению, ты. То есть тупик. Правильно я говорю?