Читать книгу "Кровные братья - Фридрих Незнанский"

Слава богу, она серьезная, солидная, состоятельная женщина с немалым жизненным опытом.

— Слава, пройдите сюда, пожалуйста. — Это уже из спальни. Мальчуган вошел и… онемел. А теперь двумя пальчиками покрывало с кровати, изящным движением единственную кнопочку на пеньюаре. «Ну что ты стоишь как истукан? Поехали!»

И… поехали. Нет, даже не поехали, а полетели…

Парнишка, несмотря на свои юные годы, оказался весьма опытным, умелым и изобретательным любовником. И — вот она, юная, ненасытная страстность — абсолютно, безгранично неутомимым. Что называется, и раз, и два, и пять, и сладостные судороги становятся почти что болезненными, и все равно нет никаких сил добровольно прервать эту безумную вакханалию, а он, гибкий, подвижный, ласкающий и покоряющий, кажется до бесконечности готов крутить свои бесконечные кульбиты…

— Слава, кофе я заварила. Времени у меня — в обрез. Так что поторопись, пожалуйста.

Некоторое недоумение на лице. Вероятно, после ночных слабостей он ожидал более теплого и нежного утреннего приветствия. Но моментально все понял и быстро взял себя в руки. Это хорошо. Значит, подойдет для работы. Молодых, начинающих работников Дина практически всех пропускала через свою спальню: и некоторое развлечение, и разнообразие, и своего рода тест на совместимость, — тех, которые после ночи утех рассчитывали на продолжение каких-то особых отношений, Дина изгоняла безжалостно. Продолжение могло и последовать, но любая инициатива в этом направлении могла исходить лишь от нее и зависеть исключительно от ее намерений и желаний. Славик определенно имел в будущем неплохие шансы.

Так что Вишневский — старая гнида — был абсолютно прав. Сегодня у нее в голове действительно кружатся некоторые образы, весьма далекие от их текущих дел.

— Ну вот так уже значительно лучше. Такая улыбка-воспоминание о чем-то невероятно сладостном вам необыкновенно идет.

«Снова эта перезрелая сволочь!»

— И все-таки ты сука, Вишневский!

— Ну вот опять! И это при наших-то нежных, интимных и неформальных отношениях!.. А вообще-то знаете что, Дина Леонардовна? Я не расположен тратить свое время на то, чтобы выслушивать гадости от зарвавшейся вороватой и блядовитой бабенки. Желаете говорить о делах — всегда пожалуйста. Намерены сквернословить, оскорблять и молотить глупости — воля ваша. Только без меня.

С какой бы радостью Диночка Леонардовна Тимашевская вонзила свои ухоженные, остро отточенные, с замысловатыми абстрактными кружочками-точечками-полосками ноготки в мерзко-глумливую, самодовольную и самоуверенную улыбку Ростислава Львовича Вишневского. Вонзить и резко провести сверху вниз. А потом еще раз, теперь уже слева направо, так, чтобы его лоснящуюся физиономию можно было бы использовать для игры в кровавые крестики-нолики. Ох как бы это было сладостно! Но, к сожалению, этот мерзавец был прав — его потрясающая сила и заключалась именно в том, что, практически во всех спорных, заковыристых и неоднозначных ситуациях он почти всегда оказывался правым, — их действительно объединяли, разумеется, не нежные, не интимные, но вполне даже неформальные отношения особенного свойства.

«Я — девочка из интеллигентной, вполне благополучной и достаточно обеспеченной семьи!» — именно так любила себя характеризовать Диночка Тимашевская. И это было истинной правдой.

Давно канули в Лету те времена, когда ее папа, Леонард Витольдович Тимашевский, абсолютно обрусевший польский еврей, — заканчивая юридический факультет университета, мечтал о яркой и громкой адвокатской карьере. Практическая жизнь оказалась куда суше, скучнее и примитивнее мечтаний о фантастической славе господина Плевако и иже с ним.

Утомительная и нудная служба в районной юридической консультации угнетала и раздражала: болото мелких домашних склок, пьяных поножовщин, разводов и разделов имущества — тьфу ты господи! — ту дрянь, которую приходилось делить между бывшими супругами, и имуществом-то можно было назвать лишь с большой натяжкой; и воровство, воровство, воровство… глупое, примитивное, копеечное… Зарплата, разумеется, была соответствующей. А если вдруг и случались какие-то мало-мальски на что-то похожие гонорары, то тут же обнаруживалась целая толпа претендентов на благодарность за предоставленную возможность заработать. А не поделишься сегодня, так завтра и вообще следует забыть о каких-то дополнительных доходах. Заклюют и загрызут.

Не лучшим образом складывалась карьера и у супруги Леонарда Витольдовича, Елены Владимировны Тимашевской-Березиной. Закончив с отличием факультет экономики, Елена Владимировна никак не могла подыскать для себя какую-то достойную работу. То интересное место «уплывало» из-за рождения дочери и декретного отпуска, то потенциальный работодатель — какой-нибудь сально-неумытый недоросток — недвусмысленно намекал на неизбежность особых внеслужебных контактов, то… Ну, в общем, что называется, «не фартило».

Перелом произошел в тот момент, когда один из жуликоватых клиентов Леонарда Витольдовича, директор разворованной подчистую плодоовощной базы, «отмазанный» стараниями адвоката от серьезного срока, пригласил господина Тимашевского к себе на постоянную работу в качестве юридического консультанта.

Отношения между клиентом-работодателем и адвокатом сложились — лучше некуда! Тимашевский — человек способный, хваткий и легко усваивающий новую и непривычную для него информацию — быстро внедрился в неизвестную для него дотоле профессиональную сферу. И его «патрон», сохраняя для себя Леонарда Витольдовича как внештатного юридического специалиста, побеспокоился о карьерном росте Тимашевского в подвластной ему области. Через полгода Леонард Витольдович уже был заведующим секцией базы, еще через три-четыре месяца — заместителем директора среднего по масштабам овощного магазина, а еще через некоторый срок — директором крупнейшего магазина-салона, обеспечивающего фруктово-овощные поставки значительнейшим персонам страны, вплоть до партийно-правительственной элиты. А когда удалось успешно решить незначительные технические мелочи — избавиться от излишне дотошного и придирчивого главного бухгалтера и оформить на эту должность собственную супругу (разумеется, официально в Совдепии семейственность на служебном уровне не поощрялась, но если речь заходила о работниках столь ответственного уровня, на который волею судьбы вынесло Леонарда Витольдовича, некоторые отступления от общепринятого порядка не считались чем-то решительно недопустимым), и юридическая, и экономическая базы будущего семейного благосостояния были достойно обеспечены.

И оно — благосостояние — начало расти не по дням, а по часам.

О чем тут говорить? Для умевших и имевших возможности крутиться в особой, созданной социализмом системе постоянной недостаточности эти годы до сих пор вспоминаются как райские времена безотказного принципа: ты — мне, я — тебе. Для сторонних наблюдателей, не включенных в «элитный» оборот, оставались лишь злословия и проклятия: «Поганые торгаши!»

А «торгаши», плевав на все и на всех, жили своей особой жизнью, обеспечивая необходимые потребности собственного клана.