Читать книгу "Дела любви. Том II - Серен Кьеркегор"

когда он должен быть единственным, кто борется через примирение! Прекрасная победа, прекраснее всех побед, когда любящему удается завоевать побежденного!

Завоевать побежденного. Видите ли вы теперь эту двойную победу, о которой мы говорим! Ибо если любящий сражается только в одной войне, чтобы преодолеть зло добром, и побеждает, тогда пусть он следит за тем, чтобы ему устоять после того, как все преодолел. О, его падение слишком близко, если он не позволит любви и благочестивому размышлению сразу же привести его к следующей битве, к завоеванию побежденного. Когда он сделает так, тогда он благополучно минует опасные скалы, где начинают гордиться тем, что выдержал в воздаянии за зло добром; где становятся самонадеянными из-за воздаяния за зло добром. Ибо если вы немедленно вступаете в следующую битву, кто тогда становится самым важным? Все же, наверняка, тот, кого вы стремитесь завоевать. Но тогда вы не самые важные. Но это именно это смирение, которое может вынести только любовь, идти как бы назад, когда идешь вперед, так что все наоборот: когда чэеловек сам победил все, побежденный становится самым важным. Предположим, что брат блудного сына был готов сделать для своего брата все – только одного ему никогда не приходило в голову – что блудный брат может стать более важным. Теперь трудно вбить себе в голову эту мысль; она не проникает в человека таким образом.

Но завоевать побежденного противника всегда трудно, и в отношениях, о которых мы говорим, возникает особая трудность. У побежденного возникает это унизительное чувство; поэтому побежденный предпочитает избегать того, кто победил его; ибо на контрасте его поражение становится больше, но никто не делает его поражение таким очевидным, как тот, кто победил его. И все же здесь именно победитель должен завоевать побежденного, поэтому они должны быть сведены вместе. Снова ситуация представляет особую трудность. В менее важных делах можно было бы устроить так, чтобы победитель скрывал от побежденного, что он побежденный, благочестиво обманывал его, как будто он был прав; миролюбиво уступал, даже позволяя ему быть правым там, где он был неправ. Мы не пытаемся решить, допустимо ли это вообще; но в отношениях, о которых мы говорим, любящий меньше всего осмелился бы сделать это. Было бы слабостью, а не любовью позволить нелюбящему вообразить, что он был прав в совершенном зле; это было бы не примирением, а предательством, которое укрепило бы его во зле. Нет, это именно важно, это относится к делам любви, чтобы с помощью любящего нелюбящему стало очевидно, как несправедливо он поступил, чтобы он мог глубоко ощутить несправедливость, в которой виновен. Это должен сделать любящий, и тем самым он также завоевывает побежденного; но нет, это не “также”, ибо это одно и то же, так как он воистину может желать только завоевать его для себя или завоевать его для истины и себя, а не завоевать его для себя, обманывая его. Но чем глубже побежденный чувствует свою неправоту и свое поражение, тем сильнее он чувствует отвращение к тому, кто с любовью наносит ему этот смертельный удар. О, трудная задача: одновременно отталкивать от себя и завоевывать себе; одновременно быть таким строгим, как того требует истина, и таким нежным, как желает любовь, для завоевания того, к кому применяется строгость! Воистину, чудо, если это получится, ибо оно, как и все христианское, противоречит пословице: нельзя угнаться за двумя зайцами. То, что побежденный человек пытается придумать, как ложно найти наиболее снисходительное истолкование – это понять легко; но завоевать кого-то для себя с помощью строгого истолкования истины – это трудно.

Размышление останавливается на идее задачи. Подумайте, что могло бы случиться, если бы нелюбящий столкнулся с другим нелюбящим, который питал и возбуждал все его злые страсти. Подумайте об этом, когда вы остановитесь, чтобы посмотреть, как поступает любящий.

Нелюбящий побежден. Но что это значит, что он побежден? Это значит, что он побежден добром, истиной. И чего же желает любящий? Он хочет завоевать его для добра и истины. Но быть побежденным, когда это означает быть завоеванным для добра и истины, разве это унизительно? Посмотрите на любовь и примирение. Любящий вообще не позволяет этому проявиться, и ему даже в голову не приходит, что он победил, что он победитель – нет, победило добро. Чтобы избавиться от унижения и оскорбления, любящий ставит между собой и нелюбящим высшее и тем самым удаляет себя. Когда между человеком и человеком нет третьего, любые такие отношения становится ложными, либо слишком страстными, либо слишком обидными. Это третье, которое философы назвали бы идеей, есть истина, добро или, вернее, отношения с Богом; это третье в одних случаях является охлаждающим, в других – смягчаюшим элементом. Поистине, любящий слишком любит, чтобы таким образом противопоставить себя побежденному, и самому быть победителем, наслаждающимся победой – в то время как другой – побежденный; так желать властвовать над другим человеком – это именно нелюбовь. С помощью третьего, которого любящий ставит между ними, они оба смиряются: ибо любящий смиряется перед добром, чьим смиренным слугой он является, и, как он сам признается, в немощи; а побежденный смиряется не перед любящим, а перед добром. Но когда в отношениях между двумя смиряются оба, нет ничего унизительного ни для кого из них. О, какой изобретательной может быть любовь, какой она мастер на все руки!

Вы бы предпочли, чтобы я, как говорится, говорил более серьезно? О, вы можете подумать, что любящий предпочел бы, чтобы я говорил так; ибо даже в связи с тем, что захватывает с серьезностью вечности, есть радость от успеха, из-за которой он предпочитает говорить именно так. В том, чтобы говорить серьезно, есть и некоторая застенчивость, и опять-таки забота о том, кто оказался неправ. Увы, примирение в любви часто может быть неудачным, потому что человек воспринял его слишком серьезно, то есть потому, что не научился у Бога искусству (а этому учатся у Бога) самому быть достаточно серьезным, но делать это так легко, насколько может позволить даже истина. Никогда не верьте, что серьезность – это угрюмость, никогда не верьте, что это и есть серьезность, это искаженное лицо, на которое жалко смотреть: о, никто никогда не был серьезным, кто не научился бы от серьезности тому, что можно также казаться слишком серьезным. Когда желание завоевать своего врага действительно станет вашей второй натурой, вы также настолько освоитесь с такого рода задачами, что они будут занимать вас только как задачи искусства. Если в вас постоянно ощущается свежий приток