Читать книгу "Слово советского пацана. Бандиты, маньяки, следаки - Сергей Альбертович Холодов"

страдала от редкого психического расстройства — мизофобии. Это страх загрязнения, который порождал навязчивое желание постоянно стирать вещи и намывать полы. Ребенок рос болезненным. Был слабоват, но в то же время отличался боевым характером. Занимался борьбой, хотя сведения об этом достаточно туманны. Первые кражи он совершил еще будучи подростком.

После девятого класса Иваньков решил поступить в Государственное училище циркового искусства (ГУЦИ) и выучиться на воздушного гимнаста. Ему удалось стать воспитанником этого престижного учебного заведения. Но тут в жизни Иванькова начались проблемы. С тех пор всю жизнь он страдал от мании преследования. И даже получил инвалидность. Вячеславу пришлось выучиться на слесаря. Он уже кормил семью. В 1960 году Иваньков женился на Лидии Айвазовой, представительнице древнего ассирийского народа. Из-за этого Вячеслава часто будут звать «ассирийским зятем», в том числе в криминальных кругах. У него появился сын. Япончик, получивший прозвище за узкий разрез глаз, окончательно пошёл по пути криминала и стал вором-карманником — щипачом. Впрочем, по поводу прозвища можно поговорить и чуть подробнее. Когда-то именно такое носил знаменитый одесский вор революционных времен — фигура поистине легендарная. А советский уголовный мир ценил свою историю, выстраивая альтернативную реальность. Во многом Иваньков получил прозвище в память о знаменитом предшественнике. И это считалось великой честью!

Впервые о Славе Иванькове заговорили в конце 1960-ых годов, когда он под покровительством известного тогда вора в законе Геннадия Королькова по прозвищу Монгол и не без участия Отари Квантришвили, отсидевшего срок за изнасилование, организовал преступную группу. Кроме Иванькова и Квантришвили, в группу вошел Вячеслав Слива, впоследствии ставший весьма популярным столичным авторитетом. Приятели специализировались на кражах антиквариата и ювелирных украшений, иногда вымогали деньги у подпольных миллионеров, которые в то время стали появляться в Москве в большом количестве. Излюбленный метод работы Иванькова и его подельников — обыски под видом работников милиции на квартирах столичных коллекционеров и ювелиров. Кроме того, иваньковцы контролировали карточных игроков и букмекеров на московском ипподроме.

Действовали они изощренно. Вывозили людей в лес, заставляли рыть себе могилы. В банде имелся свой мастер пыток — садист по кличке Палач. Он придумывал самые изощрённые истязания. Например, некоторых особенно упорных богачей, которые не хотели делиться добром, клали в гроб, накрывали крышкой, а затем начинали распиливать ящик двуручной пилой. Одного из бандитов прозвали Битумщиком. Причина появления такого прозвища проста и драматична. Он пытал своих жертв посредством горячего битума. Действовали они по всему союзу. В банду входило до сорока человек. Так, в Свердловске вымогатели вынесли золото из квартиры цеховика Айсора Тарланова: дочь подпольного предпринимателя быстро согласилась отдать все ценности, опасаясь, что у отца возникнут проблемы с законом. Позднее сотрудники милиции долго уговаривали Тарланова дать показания, но он молчал… Возможно, ему еще было что терять.

Япончика Корольков уважал. И не только за удаль и энергичный норов, но и за четкое выполнение воровских законов. Япончик не имел никаких связей с государством — не состоял в комсомоле, официально не работал, почти не имел документов, не считая фальшивых. Это ценилось как высшая доблесть. Но и этим, конечно, не исчерпывались заслуги Японца перед бандой Монгола.

«Япончик всегда был болен воровской идеей. Он с 14 лет воровал, нигде не работал и, даже имея на кармане 100 000−200 000 наличными, всегда шёл на любое дело. Даже в том случае, если был большой риск, а навар оказывался минимальным. Делал это он ради своего воровского авторитета», — вспоминает один из ветеранов московской милиции.

Оперативники пытались поймать вора с поличным при вымогательстве. Приманкой был москвич Михаил Глиоза, с которого Иваньков требовал 5000 рублей долга. По сигналу Глиозы милиционеры должны были схватить бандита, но подозреваемый приехал на место встречи на машине, приказал Михаилу сесть в салон и тут же стартовал на приличной скорости. Оперативники открыли огонь, но Япончик быстро скрылся. Позднее Глиоза вернулся к сотрудникам милиции и заявил, что никаких претензий к вымогателю больше не имеет. Несомненно, Япончик сумел с ним аргументированно договориться.

За решетку Япончик впервые угодил в 1974 году. Очевидцы вспоминают, что брали тогда Иванькова чуть ли не целым отделением милиции. Во время задержания Япончик усердно отстреливался и ловко дрался. Это дало основание прокурору обвинить его, помимо всего прочего, и в ношении оружия. Однако Япончику повезло. Усилиями адвоката — а защищать Иванькова взялся известный в то время спаситель уголовников Генрих Падва — обвинение в незаконном ношении оружия с Япончика сняли. Более того, проведенная по настоятельной просьбе адвоката психиатрическая экспертиза показала, что подследственный страдает параноидальной шизофренией. Иванькову дали всего пять лет и отправили в колонию общего режима.

Выйдя на свободу, Япончик организовал новую преступную группу. На сей раз в нее вошли спортсмены. Большую помощь в подборе кадров Иванькову оказал все тот же Квантришвили. К тому времени он отошел от криминала и занялся обучением молодежи классической борьбе. Естественно, Япончику, как старому другу, Отари поставлял самых талантливых своих учеников.

В 1981 году Иваньков снова сел. На сей раз на 14 лет. Иванькову инкриминировали участие как минимум в десяти грабежах и вымогательствах. Отчаянные попытки Падвы спасти своего подзащитного не возымели на суд ровным счетом никакого действия. В тюрьме Иваньков не отличался кротким нравом, частенько посещал штрафной изолятор, а потом и вовсе поднял бунт. В результате Япончика перевели в самую глухую российскую «зону» — Туланскую, что в 700 верстах от города Иркутска. Еще в Бутырской тюрьме Япончика «короновали» — то есть приняли в ряды «воров в законе». Теперь он мог претендовать и на титул короля преступного мира.

Впрочем, отмотать свой срок «от звонка до звонка» Япончику не довелось. За него вступились Святослав Федоров и Александр Розенбаум, написавшие письма Горбачеву и Ельцину. Говорят, что не обошлось и без вмешательства Иосифа Кобзона, хотя сам певец упорно отрицал свою причастность к «делу Иванькова». Как бы там ни было, в феврале 1991 года Вячеслава Иванькова досрочно освободили, и он с головой окунулся в криминальную жизнь столицы.

А дел к тому времени в Москве накопилось немало. Паралич власти привел к резкому всплеску преступности. В столицу косяком потянулся всякий сброд со всех концов Советского Союза. Требовались решительные меры, чтобы навести порядок в криминальном мире столицы и отбить охоту беспредельничать. По слухам, первое, что сделал Япончик, оказавшись на свободе, это провел серию консультаций с лидерами славянских преступных группировок на предмет вытеснения из Белокаменной всякой иноземной швали. По настоянию Япончика борьбу с кавказцами возглавил бандит по прозвищу Роспись, который был немедленно