Читать книгу "Только женщины - Джон Девис Бересфорд"

проявлялось, и она ко всему относилась так же тупо и безучастно, как и все последние дни. Когда ее ввели в маленькую комнатку с кирпичным полом и усадили на деревянный стул, пока дочери ее переносили в дом немногое, что еще оставалось у них в ненавистной тележке, миссис Гослинг обошла свои новые владения, с глубоким презрением поглядывая на голые стены.

— Она как будто не в себе — ты не находишь? — шепнула сестре Милли. — Как ты думаешь, понимает она, где мы и что делаем?

Бланш покачала головой. — Я думаю, дня через два она отойдет. Это от солнца.

После тревог и усталостей шестидневного пути по негостеприимной местности, по солнцу и ветру, и ночевок под открытым небом, перспектива быть принятыми в состав цивилизованной общины, жить под кровом и среди людей, приятно волновала девушек, и им обеим было не до критики и не до сравнений с прежними грандерами. Обе были молоды, покладисты, легко приспособлялись и надеялись на будущее; для них безмолвие и неподвижность матери могли означать только одно, — что она немножко свихнулась.

— Надо уложить ее в постель, — сказала Бланш.

Даже когда миссис Гослинг задала вполне разумный вопрос: — «Так как же, Бланш — мы, значит, останемся здесь?» ей ответили уклончиво: «Да, может быть, денька на два. Да ты не беспокойся, мама. Ложись-ка лучше спать. Вот мы тебя сейчас уложим».

Старуха снова поникла головой и погрузилась в свое угрюмое молчание. Без сомнения, она раздумывала о несчетных обидах, нанесенных ей дочерьми и спрашивала себя, зачем они притащили ее умирать в этой пустыне.

В течение девяти дней, протекших, пока созрел и выяснился ее план, она не высказывала больше никаких суждений относительно нового жилья, но, лежа наверху, не спала, а размышляла. У нее не было ни охоты, ни сил стать лицом к лицу с ужасами нового мира, требовавшего новых приемов мышления. Бессознательно, она повторяла фразу Бланш: «Теперь все стало по-другому», но для нее это звучало смертным приговором — по другому она жить не умела.

И на десятый день ее нашли повесившейся на крючке.

* * *

В Марлоу в этом году и жали, и молотили одновременно. Август выпал очень сухой, и хлеб большей частью даже не складывали в скирды, а прямо снопы наваливали на телеги и везли к молотилкам, вывезенным в поле. Это, разумеется, затягивало уборку хлеба, но зато давало экономию в труде. Без сомнения, в период господства мелкой собственности этот способ был неприменим, но теперь он оказывался очень удобным, тем более, что на дворе стояла засуха.

А сбережение труда в эти шесть недель рабочей страды было делом важности первостепенной. Для большинства женщин работа на жнитве сама по себе была слишком тяжела: у многих не хватало силы втаскивать снопы на молотилку и поднимать мешки с зерном; Трэйлю пришлось выдумать особую подъемную машину, чтобы поднимать их на возы. Комитет, со вздохом облегчения, восклицал: «Что бы мы делали без Джаспера Трэйля!» Однако, без сомнения, они сумели бы обойтись и без него, если б не эта случайная встреча в Мэденхэде.

Но и после того, как дожали последнее поле и сложили солому в неуклюжие скирды, Трэйлю нельзя было отдохнуть. Приходилось решать новую, чрезвычайно трудную проблему — превращения зерна в муку. Он смутно знал, что прежде, чем молоть зерно, его надо очистить и провеять, но как это делается, он не имел понятия, а в этом отношении мисс Оливер ничем не могла помочь ему.

Мельница у запруды сама по себе представляла чрезвычайно сложную и запутанную проблему, для разрешения которой требовалось большое напряжение усилий. Единственный, кто действительно, сколько-нибудь помогал Трэйлю, была Эйлин, но и она склонна была приходить в отчаяние, когда загадка не раскрывалась скоро. Тем не менее Трэйль часами усиленной работы разрешил и эту задачу. Прежде всего, не хватало воды. Запруды не чистили с начала мая, и река сильно обмелела, но к половине сентября все же набралось достаточно воды, чтобы мельница могла работать по несколько часов в день и давать достаточное количество довольно приличной на вид муки.

Трэйль обладал чисто мужской способностью быстро разбираться во всякого рода механизмах и, подобно своим предшественникам-изобретателям, интересовался больше всего не будущими благами, а непосредственно решением задачи. Вопрос о молотьбе захватил его целиком, так что он ворчал, когда приходилось отрываться от него для других дел, и когда, наконец, мельница пошла, и он увидел своих учениц, каждую на отведенном ей посту и за назначенной ей работой, и растер между пальцами щепотку пушистой, мягкой муки, ему не нужно было выражений признательности комитета, чтобы почувствовать себя вознагражденным. Эта мука была его создание, и это само по себе было наградой. Он полюбил мельницу, как свое детище, на которое он положил много души и сил.

Но если Трэйль все время был так страшно занят, женщины по окончании жатвы вздохнули свободнее. Они по-прежнему работали в саду и в поле, и работы у них, вообще, было достаточно, но, все же, работали они теперь меньше часов в день и более легкую работу, чем во время жатвы.

И теперь, когда можно было вздохнуть свободнее и обдумать происшедшее, стали оживать чувства и стремления, задавленные недосугом и физической усталостью, стали сказываться личные вкусы и наклонности, личные симпатии и антипатии; проснулись старые предрассудки общественные и религиозные и снова стали играть роль в сношениях между собой отдельных личностей. Появились первые признаки недовольства в общине и брожения, которому суждено было разрастись зимой, когда мороз сковал землю и сделал работу на ней невозможной.

* * *

Обе сестры Гослинг работали на мельнице; работа в сентябре брала всего шесть-семь часов в день и у них оставалось вдоволь времени на болтовню и на размышление. Обе они, в особенности, Бланш, выказали себя дельными работницами и во время жатвы, но когда на мельнице понадобились рабочие руки, Трэйль выбрал сестер Гослинг и тех, кого он считал менее пригодными к полевым работам; в том числе миссис Айзаксон и члена комитета, учительницу миссис Дженкине. (Занятия с детьми откладывались на зиму).

Бланш вскоре выдвинулась и здесь, как толковая и дельная работница. Склад ума у нее в некоторых отношениях был совсем мужской: она была вдумчивее, обстоятельнее, чем