Читать книгу "Люди без прошлого - Валерий Георгиевич Шарапов"

инструктора горкома до второго секретаря. И весьма отчетливо маячила должность первого — уже несколько лет маячит…

Три года назад страсти поутихли, охладились головы. Константин сам предложил: хватит, Маша, порезвились, и будет. Возраст уже не тот, сил не остается. У Марии карьерный рост, перевод в область. А он вот-вот начнет чахнуть, уже чахнет, скоро ходить с трудом будет, какие уж тут любовные утехи? Все заглохло плавно — пару раз еще встретились, но даже в постель не ложились, просто разговаривали… Любила она Константина — до последнего любила, пусть уже и не такой любовью, без пыла и жара. Знала, что он жив, сравнительно здоров, находится в этом же городе. Известие о смерти капитана — как молотом по голове, до сих пор не может свыкнуться. Кто его убил? В конце концов, у начальника уголовного розыска по определению масса врагов…

— Вы давно с ним не виделись, Мария Александровна?

— Да уж целую вечность. Больше года точно не встречались. Но разве это причина не прийти на похороны любимого человека? Только так и могла — украдкой, из-за дерева, а потом воровкой прокрасться к могиле…

— И за все эти годы никто не догадывался о ваших отношениях?

— Надеюсь, — усмехнулась Крушинская. — Явных провалов не припомню, об остальных мне ничего не известно.

— И муж не догадывался?

— Может, хватит вопросов, товарищ Болдин, — партийная леди недовольно поморщилась. — Если муж и догадывался, то он ничем не лучше меня. Но у нас заведено: приходя домой, все постороннее оставлять за дверью. Понимаете, что я хочу сказать? У него своя работа и свой круг общения, у меня — своя…

— В поведении мужа в последнее время не замечали странностей?

— В последнее время? — Крушинская натянуто рассмеялась. — Нет, не замечала. К вопросу о том, не он ли убил Константина — сущая глупость, согласитесь. Логичнее было бы убить его три или четыре года назад. Сейчас-то зачем?

— Соглашусь, Мария Александровна. Благодарю за рассказ и за потраченное время. Можете не волноваться, это далеко не уйдет.

Расследование шло муторно, с пробуксовками. Из Брянской и Рязанской областей приходили невразумительные отписки. Граждане Таманский и Бобров во время проживания в указанных населенных пунктах законов СССР не нарушали, асоциальный образ жизни не вели, трудились на ответственных участках народного хозяйства. Паспорта обоим выданы с связи с освобождением из мест заключения и на основании выписанных в колонии справок. Хоть что-то! А дальше — снова туман. За что сидели, где, как долго — местные органы не информировали. Но вроде не вместе отбывали — в разных концах необъятной страны. Один освободился за три года до прибытия в Брянскую область, другой за четыре — до появления под Рязанью. Где они провели это время — никто не знает.

— Расслабились после войны наши учетные столы и прочие контролирующие органы, — сетовал Чекалин, листая отписки, — совсем мышей не ловят. Сталина на них нет. Был бы Сталин — про каждого человечка бы вдоль и поперек знали. Это еще ладно, про семейство Герасимовых вообще информации ноль. Ответ из Приморья не получили — видимо, до сих пор собирают сведения или не понимают, о ком речь. Слушай, Болдин, а может, Герасимов — не настоящая фамилия? Справили поддельные документы, где-то проживали без прописки. На лапу, скажем, дали паспортистке, та и нахимичила. Деяние, конечно, уголовно наказуемое, но чего не сделаешь ради денег?

— Что, и супруга на пару с Герасимовым паспорт поменяла? — засомневался Павел. — И дите малое у них бегало в сообщниках?

— Ну, за дите не скажу, дите — существо неразумное, но вот за все остальное… Людмила Кузьминична — тоже темный лес. Что она делала до замужества, как познакомились — ни строчки. Боюсь, Болдин, придется кому-то ехать в Рязань и Брянск, на месте разговаривать с людьми — иначе не выберемся мы из этого болота. Буду долбить Ваншенина, чтобы подписал командировку.

Параллельно отрабатывали «исторические» дела. Повторная беседа со сторожем Чирковым — пришлось купить бутылку водки, без «обогревателя» Иван Игнатьевич общаться не хотел. Да и что еще вспоминать? Вспомнил уже — как теперь забыть? Кто еще мог знать об этом ночном мероприятии? Откуда он может знать — обычный сторож с лодочной станции? Ему повезло, что жив остался, остальных в расход пустили. Пятеро гражданских находились на берегу, только он уцелел. Больше никого не помнит, давно это было. Режим секретности немцы наводить умели, не было им в этом равных. Сомнительно, что своих русских приспешников они посвящали в детали операции. А если и посвятили, то потом прикончили — как и тех бедолаг, на озере. При условии, конечно, что затопленные документы имели ценность.

Почему не уничтожили, если увозить было не на чем? Значит, рассчитывали вернуться — ведь шел всего лишь 1943 год, вермахту еще не перебили хребет. И Красная армия не накачала мускулы — хотя была уже не та, что в 1941-м.

Напрасно на водку потратился, ничего нового Чирков не вспомнил, выпил полбутылки и захрапел на старом топчане. Кого сейчас интересуют затопленные немецкие документы? Пару бывших зэков точно не интересовали…

С пропавшими туристами было сложнее. В местном архиве на Павла посмотрели косо. Заняться больше нечем, товарищ старший лейтенант? Но материалы принесли. Дело вел майор Ваншенин — тогда еще капитан. Можно представить, какое облегчение испытали сыщики, когда Комитет государственной безопасности забрал это дело! А раз забрал, значит, ограбление Госбанка, случившееся намедни, явно не совпадение.

Трое исчезли — и со всеми потрохами, больше их не видели. Павел листал обрывки дела, пытался за что-то ухватиться. Опросы свидетелей — все фамилии незнакомые. Работали эксперты на месте пропажи, несколько актов, подпись Короленко. Сняты отпечатки пальцев — с котелка, с удочек, с пустой пачки сигарет «Ватра», валявшейся в скомканном виде под тальником.

Что за люди пропали? Их фамилии удалось обнаружить, но не сразу. И опера с этим долго возились — на озере никаких паспортов не осталось. Некие Топорков Виктор Валерьевич, Топоркова Светлана Валерьевна — видимо, брат и сестра. Плюс некий Галицкий Герман Матвеевич — напротив фамилии последнего значился в скобках вопросительный знак.

За ответами пришлось идти к эксперту Короленко.

— А бутылка? — не понял Петр Анисимович. — Приходишь с вопросами, а элементарную процедуру игнорируешь. Ладно, шучу, но в случае чего будешь должен. Объясни, зачем ты поднимаешь это дело? Мы всеми силами старались про него забыть, и КГБ нам всячески в этом помог. Никто не знает, чем все закончилось, и закончилось ли вообще. Лично нам безразлично.

Эксперт казался напряженным, украдкой всматривался в лицо собеседника, тщательно выверял слова.

— Дай-ка вспомнить, дружище… Что ты мне суешь эти бумажки? — Короленко