Читать книгу "Знаки - Алексей Фролов"

знаки. Там были геометрические фигуры, короткие надписи на неизвестном ей языке, а в центре — большая пентаграмма. По углам пентаграммы стояли чёрные каменные подсвечники, в которых Юрий Викторович зажёг по свече. Дарвин бросил маленькую подушку в центр, явно собираясь усесться на неё или встать коленями.

Тантрист на миг обернулся и встретился с Леной глазами. Она смутилась и встала столбом, но не отвела взгляд. Он улыбнулся, а потом задёрнул шторку. Оказалось, что к потолку перед нишей приделаны полукруглые направляющие, на которых висит тяжёлый блэкаут. Как только Дарвин зашторил его, Лена перестала видеть даже отблески свечей.

— Да, Саш, привет! Прости, что так поздно… А, ну конечно не спишь! — донеслось со стороны окна. Андрей курил и общался со своим «контактом из архива».

Лена перевела взгляд на диван. Лёха сидел к ней спиной. Каббалист звучно потягивал пиво и неистово клацал по клавиатуре.

— И как он в таком состоянии работает? — тихо проговорила девушка, ни к кому не обращаясь. — Бутылок восемь уже всадил.

— Он может работать в любом состоянии, поверь мне, — Ника оторвалась от телефона и тоже посмотрела на каббалиста. На неуловимое мгновение её всегда улыбающийся взгляд подёрнулся дымкой глубокой грусти.

— Для него это как лекарство, — она поджала губы. — Кроме шуток.

— Что ты имеешь ввиду? — не поняла Лена. — Пиво как лекарство?

— Любой алкоголь, — серьёзно продолжила Ника. — Он же каббалист. Все они со временем начинают мыслить символами. Это как постоянно говорить на другом языке. В какой-то момент понимаешь, что внутренний голос тоже изменился. Но у них, — девушка кивнула на Лёху, — у них вместо слов — символы. Как я поняла, это какой-то язык, но люди на нём не говорили. Бог говорил? Творец? Кто знает.

Она смолкла. Грусть вернулась в её глаза. Но было там что-то ещё.

— Язык символов меняет его восприятие мира, — догадалась Лена. — Поэтому он… сходит с ума?

Ника кивнула.

— И поэтому пьет, — она шмыгнула носом. — Алкоголь ослабляет гематоэнцефалический барьер и в мозг из кровотока начинает попадать фурорин. Это белок, который вырабатывают бактерии в аппендиксе.

— Никогда не слышала, — Лена задумалась.

— Никто не слышал, — Ника пожала плечами. — Ну, кроме магов. Это лучше у Юрия Викторовича спросить, его отец открыл фурорин. Он тебе расскажет, как там что метабл… метаболизируется. Я знаю, что фурорин вырабатывается в аппендиксе каббалистов, у других людей его нет или очень мало. Он как-то влияет на эпифиз, замедляя расщепление личности. Но в обычном состоянии фурорин не может попасть в мозг, только с алкоголем.

Лена до этого момента вообще не задумывалась о природе магов. Почему они такие? Почему кто-то видит пророческие сны с рождения? А другого тянет на приключения и со временем он открывает в себе что-то? Неужели это не мистика, а биология?

Лена посмотрела на Нику, которая не отрывала глаз от Лёхи. Теперь она поняла, какое чувство соседствует с печалью в глазах девушки-мистика.

— Он тебе нравится, — сказала Лена с улыбкой. — Но ты боишься.

— Не его боюсь, — Ника опять шмыгнула, — а себя. Боюсь, что мы сблизимся, но я не смогу быть рядом до самого конца.

Лена сама себе удивилась. Она пересела ближе к Нике и положила руку ей на плечо.

— Я много глупостей совершила в жизни, — с этими словами она обернулась, но не нашла Каина взглядом, — и поняла одно. Больно, когда попробовала и не получилось. Но ещё больнее, когда даже не пыталась.

Ника посмотрела на неё и внезапно обняла. Потом так же быстро отстранилась.

— Прости, — она покраснела. — Мистикам непросто контролировать чувства. Следствие того, что мы обострённо ощущаем мир. Каин, наверное, рассказывал.

— Рассказывал, — Лена убрала руку с плеча Ники и отодвинулась. — Слушай, но ведь он сдержан. Даже очень.

— Каин? — Ника подняла брови. — А ты давно видела, чтобы он смеялся? Тут два варианта. Либо как я — реагировать на всё так, что выставляешь себя полной дурочкой. Либо как он — закрываться от мира в непробиваемый панцирь. Я не знаю, что лучше. Но знаю, что ему тяжелее.

Лена погрузилась в себя и не заметила, как прошёл ещё час. Первым вернулся Андрей. Он подождал, пока придут остальные. Вскоре подковылял Лёха. Тантрист выглядел виновато, каббалист озлобленно.

Через пару минут из ниши в дальней стене появился Юрий Викторович. Лена отметила, что свечи полностью выгорели. Хотя они были сантиметров семь в диаметре и около полуметра высотой. Таким горечь полночи, не меньше.

Одновременно с Дарвином к столу подошёл Каин. Он держал в руках спортивную сумку, которую аккуратно поставил возле стула.

— Давайте я начну, — Лёха поскрёб щетину. — В Росреестре здание числится как объект капитального строительства, многоквартирный жилой дом. Четыре этажа. Статус «Снят с учёта». Всё остальное — вилами по воде.

Каббалист обвёл присутствующих взглядом:

— В публичных базах сказано одно, а в тех, к которым я имею доступ, совсем другое. Невозможно определить собственника и владельца, автоматизированные отчеты генерируют левые данные, каждый раз разные. Я даже год постройки не могу назвать. Впервые такое.

После этих слов он так сжал ноутбук, что пластик заскрипел.

— У меня тоже глухо, — Андрей решил высказаться следующим. — В городском архиве нет ни одного документа об этом здании. В Управлении градостроительства тоже. Непонятно, кто и когда его построил. Это дом-призрак.

— Думается, ваши выводы поспешны, дорогой друг, — Юрий Викторович опустился на стул. Он выглядел измождённым. — Дело в том, что я не смог уловить ни одной нити, что вели бы к этому зданию. Ни в прошлом, ни в будущем. Но оно отчётливо ощущается в потоке. Как гранитный валун, о который разбивается горная река.

— Это значит, что его не спрятали, — Андрей поправил очки, — а защитили.

— А ещё это значит, что мы переходим к альтернативному плану, — Каин указал на свою сумку. Из неё торчали какие-то свёртки, пучки трав и закупоренные бутылки.

— Разведка боем, — каббалист ухмыльнулся.

— Опасно, — Юрий Викторович покачал головой. — Весьма, весьма опасно.

— И тем не менее, — Каин посмотрел ему в глаза. — Другого пути нет.

— Согласен, — Андрей коснулся плеча мистика. — Мы и так потеряли слишком много