Читать книгу "Палестинский роман - Джонатан Уилсон"

вы не слышали про это?

— К счастью, нет.

— Началось все, вы не поверите, из-за футбольного мяча, по ошибке залетевшего не туда в деревне под Иерусалимом. Еврейский мальчик закинул его на грядку с помидорами во дворе арабской семьи. Девочка схватила мяч и спрятала в куче белья, отложенного для стирки. Когда мальчик пришел за мячом, та подняла крик. И тут выходит с кочергой отец, а может брат, и проламывает мальчику череп. Конечно, в этих местах, сами знаете, око за око, так что через пару часов арабского парнишку на улице бьют по голове чем-то тяжелым Новость быстро разносится по городу, и к вечеру все идут выяснять отношения к Стене Плача. Хорошо, что Бобби был уже в госпитале, потому что районный комиссар послал десять человек в стальных шлемах разнимать толпу в четыре сотни обезумевших евреев и арабов, и только одному полицейскому удалось выйти оттуда целым и невредимым.

Сара Корк послала мужу выразительный взгляд.

— Извиняюсь, — сказал он, — наговорил всяких глупостей. Я и родился первого апреля, в День дурака. Не знаю, как Сара меня терпит. Конечно, плохо, что Бобби там не было.

— Послушайте, — сказал Блумберг, — мне надо работать. Но может, вы составите мне компанию вечером, поужинаем? Или вам пора двигаться дальше?

— Пока нет, — ответила Сара. — Три дня здесь, потом одна ночь в Аль-Акабе, потом Санта-Катерина, а конечный пункт — Каир. Но почему бы вам не навестить нас сегодня? При нашей группе есть повар, он восхитительно готовит, и провизии у нас полно.

— Спасибо, но нет, — ответил Блумберг.

Сара загасила окурок о подошву ботинка, сразу же потянулась за пачкой «Плеерс» и закурила следующую.

— Как странно, — добавила она, — что я сижу рядом со своим самым любимым художником.

Ее муж с улыбкой заметил:

— Ой, Сара, ты говоришь совсем как американка.

— Моя жена американка, — сказал Блумберг.

Майкл Корк опять зарделся как маков цвет.

— Может, вы виделись с ней в Иерусалиме. Ее зовут Джойс. И она знает вашего двоюродного брата лучше, чем я. Они даже сдружились во время расследования.

Супруги Корк переглянулись, но ничего не сказали.

— Боюсь, что нет, — ответила Сара, и опять у Блумберга мелькнуло подозрение, может и совершенно напрасное, что ей известно куда больше, чем кажется.

Закончена ли картина? Он уже давно решил было: все — хватит, но по утрам картина словно смеялась над творцом, возомнившим, что можно остановиться. Так когда же конец? Он работал без какого-либо плана, не разбивая на этапы. Когда будет готово, он это почует, почувствует кончиками пальцев, и, как всегда почему-то, последние мазки кисти приходятся на верхний правый угол, иногда спустя несколько часов или дней после первых «завершающих» мазков. Он изобразил скалы, если это скалы, а не тупики, куда зашла его собственная мысль, в розовых и голубых тонах, но теперь понял, что справа вверху нужно добавить коричневого. Иначе получится скучно. Но коричневый в том месте, куда он хотел его добавить, может привести к полному пересмотру композиции, придется начинать заново. От того, что Росс просил, ничего не осталось: ни конических колонн, ни храма Изиды, ни алтаря, ни двора с бассейном, — была только дорога к жертвеннику и местность, его окружающая.

Блумберг работал на дикой жаре, а тем временем красный диск солнца поднимался все выше, продираясь сквозь сверкающую атмосферу и подкрашивая бесподобные оттенки песчаника, пересекал непроходимое ущелье, скрывался за могучими утесами, а потом появлялся вновь, чтобы заполнить собой клочки синего неба высоко наверху. Эффект от подобного опыта, по мысли Блумберга, должен быть стойкий.

Он писал три часа кряду, пока кисть не начала выскальзывать из потных усталых пальцев, тогда он пошел в палатку. В какой-то момент днем, когда он спал, вернулся Сауд. Блумберг не заметил бы этого, если бы не бродячий верблюд, сунувший нос в палатку в поисках съестного. Сауд шуганул его, и Блумберг проснулся. Стянул через голову рубашку. Его торс, хоть и мускулистый, был почти такой же тощий, как у мальчика, только у Блумберга седые волосы крестом на груди. Он отер рубашкой потное лицо, потом скатал ее в комок и швырнул в угол палатки.

— Я должен вернуться в Иерусалим, — сказал он. — Картина закончена. Надо ее отвезти.

Сауд обхватил руками колени. В глазах обреченность, как у зверя, глядящего из-за прутьев клетки.

— Нос тобой все будет хорошо. Я нашел людей, которые, как я думаю, смогут позаботиться о тебе, по крайней мере на первых порах. А это значит, ты поедешь с ними.

— А потом что?

— Ну, когда все в конце концов разъяснится, надеюсь, вернешься домой в Иерусалим. Может, мне даже удастся это ускорить. В любом случае постараюсь.

— Сионисты убили Яакова, они и меня прикончат, а если вы вмешаетесь, убьют и вас тоже.

С тех пор как Сауд открылся Блумбергу, никто из них больше не упоминал об убийстве. Но у Блумберга почему-то возникло такое чувство, вероятно потому, что сам думал об этом слишком много, что они возвращаются к прерванному разговору.

— Тебя не найдут, а за меня не волнуйся, к сожалению, я неуничтожим. Даже в более удачных для этого обстоятельствах ни немцам, ни моим собственным командирам не удалось меня прикончить. Но послушай, ты не знаешь кого-нибудь в Каире? Может, семью какую? Хоть кого-нибудь?

Парень покачал головой.

— Почему в Каире?

— Туда направляются эти люди. Все хорошо, им можно доверять.

— А что вы скажете губернатору?

— Что я возвращаюсь в Петру. Что ты еще здесь.

Сауд закрыл глаза, прижал их пальцами.

— Тогда повидайте мою маму, — сказал он.

— Хорошо. Обещаю, — ответил Блумберг.

Мальчик на час, как говорил о Сауде Рахман, или развитый не по годам эфеб Де Гроота? В любом случае это не важно. Проститутка он, поэт, или и то и другое — Блумберг был абсолютно уверен в одном: к убийству Сауд не причастен. И помимо слов самого мальчика, у него была вещественная улика — серебряная пуговица с королевской короной, сорванная Де Гроотом с одежды нападавшего. Хотя, конечно, это никого ни в чем не убедит.

— Знаешь что… — Блумберг потянулся за шляпой, достал из-под ленты все, что оставалось от денег Росса, и принялся пересчитывать. — Если план сработает, а он должен сработать, я отдам тебе всю сумму, только оставлю себе немного на дорогу до Иерусалима, ну и на пару рюмок в городе. Британские фунты в Египте тоже в ходу, как и здесь. По крайней мере на три месяца тебе хватит. Пришлешь мне свой адрес, и, когда придет время, я