Читать книгу "Обучать игрока - Ребекка Дженшак"

его, чтобы посмотреть, что она имеет в виду. Я думал, она это придумала, чтобы Вайолет не знала, что мы бездельничаем, но внутри находится набросок, над которым она работала в домике на дереве.

— Наконец-то я разобралась с твоими губами, — говорит она с гордой улыбкой.

За ним еще несколько человек: один в хоккейной экипировке, другой сидит за столом, очень похожим на тот, что в лаборатории по физике. Она нарисовала мой профиль так, как будто рисовала его таким, каким видела его в классе. И, наконец, одна из моих спин с татуировкой в честь Марка.

Моя грудь сжимается.

— Они тебе нравятся? — Ее улыбка гаснет, и она звучит неуверенно. Наверное, потому, что я до сих пор не произнес ни слова, глядя на страницы. Как будто она запечатлела все, что делает меня мной, в нескольких рисунках.

— Ты можешь просто выбросить их или что-то в этом роде. Я просто хотела, чтобы ты их увидел, чтобы ты не подумал, что я жутко рисую твои фотографии и прячу их, как какая-то одержимая…

Я прервал ее, прикоснувшись своими губами к ее губам. Она вскрикивает от удивления, а затем обнимает меня за шею.

— Они мне нравятся, — говорю я.

22

ДЕЙЗИ

У меня дома нет домика на дереве, но мое эквивалентное счастливое место — это формальная гостиная на первом этаже. Книжные шкафы выстроились вдоль одной стены, переполненные учебниками и несколькими названиями художественной литературы. Это темная комната в западной части дома со старой мебелью в почти новом состоянии. Единственным человеком, который когда-либо пользовался этой комнатой, была я. И кажется, что это не изменилось.

С альбомом для рисования и телефоном я сижу, скрестив ноги, в огромном кожаном кресле. Когда я была маленькой, я пряталась здесь. Мои родители сидели наверху в своих офисах или в телевизионной комнате с ноутбуками перед собой и смотрели отрывки из своих любимых шоу.

Кажется, с тех пор, как я дома, они работают меньше, но существование в своих углах дома — это в порядке вещей. Мне нравится иметь свое личное пространство, но слишком большая его часть одинока.

Я была дома уже шесть дней, и если бы завтра не сочельник, я бы нервничала, что умру от скуки. Наши традиционные занятия включают в себя приезд сюда семьи Вайолет, а также бабушки и дедушки Джонсон. Мы устроим наш ежегодный ужин с ветчиной, а затем обменяемся подарками. Тетя Серина все организует, но мы делаем это во Флагстаффе, потому что, по ее мнению, здесь с более холодной погодой праздничнее.

Снега на земле еще нет, но есть вероятность, что он выпадет сегодня вечером. Я отдергиваю занавеску и смотрю на унылую зимнюю погоду. Холодный воздух просачивается сквозь стекло.

Я не разговаривала с Джорданом, но думала о нем. Сегодня особенно. Сегодня двухлетняя годовщина смерти его друга, и я знаю, что бы он ни делал, он думает только о Марке.

Мама заходит в комнату и улыбается мне. — Хочешь наушники?

Я смотрю на свой телефон. По привычке я начала слушать музыку каждый раз, когда рисую или учусь.

— Нет, я в порядке.

Ее брови сдвинуты в замешательстве.

— Я откажусь, — говорю я.

— Спасибо. Твой отец оценивает выпускные экзамены.

Я забыла одно домашнее правило — молчание. Если бы я была ребенком, который хотел попасть в беду, я могла бы легко добиться этого, если бы делала это тихо. Иногда этот дом больше похож на библиотеку, чем на дом.

Когда я снова остаюсь одна, я беру телефон и выключаю музыку. Стараясь не задумываться об этом, я пишу Джордану. «Привет. Надеюсь, ты хорошо отдохнул. Думаю о тебе сегодня. X [Прим.: X означает поцелуи].»

Я разогреваю ужин, роюсь в шкафу с напитками и беру еду и напитки обратно в свое удобное кресло.

Джордан звонит мне по FaceTime, пока я устраиваюсь. Когда я отвечаю, у меня учащается пульс.

— Привет, — говорю я, когда его лицо заполняет экран.

Глаза закрыты, кепка надвинута на уши, он лениво улыбается мне в ответ. — Привет, милашка Дейзи.

— Мне было интересно, почему ты звонишь, а не пишешь, но, кажется, теперь я понимаю.

Его глаза практически закрываются, когда он улыбается. Я видела Джордана достаточно пьяным, чтобы знать, что он выпил гораздо больше, чем обычно.

— Где ты?

— В чьём-то доме. Не помню на чьём сейчас. Мы рано начали пить, съездили в несколько мест.

— У тебя все в порядке?

— Да, — говорит он, но это звучит не очень убедительно. — Чем занята?

— Спокойный вечер дома. — Я поднимаю стакан водки и «Спрайт», чтобы показать ему.

— Твоё здоровье, — говорит он и подносит пиво к экрану. На заднем плане звучит музыка, и свет гаснет, сменяя мигающий красный, синий и зеленый диско-шар.

Кто-то что-то кричит, и хор голосов кричит: — За Марка.

— Мы делали шоты каждый час, — объясняет он.

— С каких пор?

— Черт, я не знаю. Полдень.

— Возможно, тебе стоит перейти на воду.

— Ты права. Мне следует сделать это. У меня будет жуткое похмелье. — Он изо всех сил пытается встать, но продвигается по дому, пока не достигает кухни. Он наполняет стакан и выпивает его. Затем он снова начинает пить пиво, ну чтож, я попробовала.

Вместо того, чтобы вернуться на вечеринку, он выходит на улицу. Его труднее увидеть, но зато тише.

Его дыхание видно, когда он говорит. — Я возвращаюсь в Вэлли в четверг.

— В Рождество?

— Ага. Я подожду до полудня, но большую часть празднования мы все равно проводим в канун Рождества.

— Я завидую. Мне уже скучно.

— Приходи на эти выходные. У нас есть домашние игры, и я уверен, что где-нибудь будет вечеринка или две.

Я смеюсь над этим, но мой мозг предполагает такую возможность. Я никогда не думала о том, чтобы вернуться раньше, но это звучит довольно здорово.

Шум изнутри становится громче, Джордан поднимает пиво и делает глоток.

— На улице холодно. — Его плечи поднимаются вокруг ушей.

— Здесь еще холоднее. Сегодня вечером возможен снег.

— К черту это, — говорит он.

Я могу сказать, что ему не терпится вернуться внутрь.

— С тобой все будет в порядке? Нужно ли мне позаботиться о тебе, как ты сделал обо мне?

Его глубокий смешок, кажется, напрямую связан с бабочками в моем животе.

— Наверное, мне удастся найти кровать или диван, на котором можно отключиться, но если ты захочешь раздеться в своих белых хлопчатобумажных трусиках, ты не услышишь от меня никаких возражений.

— Спокойной ночи, Джордан.

— Спокойной ночи, милашка Дейзи.