Читать книгу "Защита вместо борьбы - Николай Иванович Курдюмов"

20! Работаем через десять дней, 1‑го и 10‑го каждого месяца. После яда десять дней людей выпускать нельзя. Остаётся всего декада с 20‑го по 1‑е — хоть что–то сделать с кустами. А ещё болезни, «барбоска» каждую неделю, да плюс после каждого дождя! Захлёбываемся ядами и медью, постоянно «сидим на колесе», людей тошнит, рвёт, кашель, задыхучка!..

Что сделаешь за десяток дней в месяц?.. А ещё три полива надо дать — по неделе на полив. С ума сойдёшь, но ничего не успеешь! Жертвуем чеканкой, пропускаем поливы, да людей мало… И тут ВНИИ ВиВ говорит: «Если 70 штук — три обработки надо!» Это называется ПРИПЛЫЛИ. Вообще к кустам не подойдёшь! Они разваливаются, вьются по земле, ползут ряд на ряд — «за руку здороваются». Трактора — по лозам, а на почве вся инфекция, всё горит — и никак не затушишь! Одно за одно: за что–то берёмся — валим остальное.

Прозвали нас «заповедником листовёртки». В километре от плантаций, у конторы, ловушки бабочкой забиты! В соседних сёлах весь виноград на беседках стекает на бетон. А как дышать?.. Едешь: ага, вот язык немеет, а вот губы щипать начали — уже знаешь, где и чем работают! А кусты у нас — двуплечий приземный кордон, «кочерыжка с рожками». Грозди у земли, снизу всё густо, не проветривается, болеет, и для гусениц находка: опрыскиватели не пробивают! ВНИИ ВиВ: «У нас вариантов нет». Я тогда подумал: да выкорчевать всё к такой–то матери!

Тут слухи: в Анапе кто–то биометодом работает. Едем. Оказывается — бутафория, «биометод» только для видимости. Предлагают аэрозольный генератор. Попробовали: не пройдёт. Работает только химией, и только эмульсиями — а как порошки наносить, биопрепараты?! И покрытие зависит от ветра — а он, видишь ли, меняется… Выяснили: только у В. В. Мирошниченко, в колхозе им. Ленина, в посёлке Виноградном работают лепидоцидом. Но там листовёрток — 20 штук на ловушку! А они по вкусным сортам ещё и химию добавляют.

Но всё таки, выходит, можно численность держать!? Как узнать, кого искать? И вот тут наконец–то вырвали к себе Коваленкова. Привезли на уборку — а в лодочках всё шевелится. Так сначала даже он испугался! Но въедливый он, упрямый — всё же взялись они с Натальей Михайловной. И начали распутывать ситуацию, как Шерлоки Холмсы. Сделали сотни анализов, просмотрели и препараты, и листовёрток — на всех кварталах. Никто из нас понятия не имеет, как анализировать препараты на эффективность — только они! И Вячеслав Георгиевич приговорил: «Ничего не работает! Кроме пиринекса и инсегара — ничего». Сразил наповал! А ведь действительно: полтора десятка ядов постоянно берём — и толку ноль! Форсунки отладили, стали работать по каждому ряду — нет эффекта. А ларчик просто открывался: яды не работают! Предложил новые препараты: инсегар, акарин, фитоверм, лепидоцид — они работали. По–другому — но работали! Стали пробовать разные схемы. Тут чудеса и начались.

В 2003 нашли мы панацею: моспилан. Бьёт на 90%! Закупили — давай, шуруй! А Коваленков: «Не спешите, ребята, надо проверить. Давайте пока инсегар с лепидоцидом». Как так?! Посмотрели они — а хвалёный моспилан не работает: надурили нас торговые фирмы! Оказалось: они, видите ли, на семинаре всё испытывали, обрабатывая по четыре ряда. Забыли, бедолаги: бабочка–то летает! В общем, чушь получилась — Коваленков спас. Потом ещё спас, и ещё.

И стали мы его слушаться во всём. Жёстче и дороже наших схем тогда не было в крае. Инсегар, лепидоцид, пиринекс — дорогие препараты! Лепидоцид три года Коваленковы для нас делали — немного меньше эффект, но втрое дешевле бердского. Потом уже мы сами на бердский перешли. До пяти миллионов рублей на защиту тратили. Но зато и эффект! С каждым годом — бабочки всё меньше, а урожай всё лучше.

2002: сильные морозы. Остались живы только почки в валу. Кусты хорошо отросли, да и бабочку в тот год сняли качественно.

2003: в июне торнадо с ливнями. Первое поколение успели снять. А потом виноградники затопило на метр — и много гусениц смыло. Полмесяца не заходили, листовёрткой не занимались — били милдью ридомилом с вертолёта. Но оказалось: листовёртка упала втрое, и урожай был рекордным за последний десяток лет! Соседи начали присматриваться.

2004: кусты хорошо отросли, да год високосный — по урожаю пиковый. Цель невозможная, утопическая: 1‑го — химию, 10‑го — био, и всё. Чтобы 20 дней с кустами работать! И Вячеслав Георгиевич нашёл связку: инсегар — лепидоцид. Люди впервые вздохнули!

2005: на второй бригаде — только биопрепаратами обошлись! На других Агадаи и Дойна, привлекательные для листовёртки сорта. Там три года приходилось химию применять, но теперь и тут — био. В общем, за четыре года листовёртку свели почти к нулю — и в основном спокойно биопрепаратами поддерживаем. Урожай был 15–20, стал — за 60 ц/га и выше. Химия всегда в запасном ящике лежит, но уже понимаем: скатимся на неё — снова бабочкой зарастём!

Мы, агрономы, привыкли скакать вслепую по верхам, и не видим того, что реально есть. И теперь поражаемся: целый месяц уборки — все грозди чистые, продукция столовая! Только в каждой двадцатой грозди — гусеничка. А у соседей — в каждой грозди штук по пять!

И всё же в крае с виноградарством сверхтяжко. Зона укрывная — урожаи далеко не кубанские. Вот мы: химии стало впятеро меньше, плантации стали ухоженными, люди здоровыми, урожай высоким — да! Но защита дешевле не становится: препараты дорожают быстрее всех доходов. И горючка дорожает, и зарплату надо поднимать! Урожай в 50 ц/га, сданный в виде виноматериала, покрывает максимум 70% затрат. Набрал кредиты, ужал зарплату — и люди разбегаются. Можно было бы выкручиваться на розливе своих вин, так не дают лить: то смена акцизов, то регистрация марок, то штрих–код… Если б вы знали, насколько проще взять дешёвый аргентинский виноматериал — и за полгода окупить без всяких заморочек! Но куда ты без людей? А они без тебя — куда?.. Вот так и живём. Летит российский философ с тридцатого этажа. Пролетает двадцатый: «Ну, пока всё идёт хорошо!»

2. ИСТОРИЯ С СОВКОЙ

СПК «ОВОЩЕВОД»: хлопковая совка на томатах, перцах, кукурузе.

2002 год: в мае на томатах — 10–30 юных гусениц на куст. После пяти стандартных обработок погибло 30%, и в июне — по 4–5 кладок и 40–50 гусениц на куст. После ещё трёх обработок повреждено до 70% плодов. За пять лет такой защиты популяция совки благодарно разрослась в шесть раз.