Читать книгу "Вирус - Джонатан Мэйберри"

Вот еще один паренек из центральной группы ощерился в неестественном приступе голода и двинулся к Скипу.

Снова загремели выстрелы.

Когда они смолкли, посередине громадного цеха осталась лежать груда тел. Никакого движения там не наблюдалось, если не считать струек ружейного дыма и белого пара, который теперь был замаран красным.

Я стоял на поле битвы, выставив перед собой пистолет с единственной, последней пулей в магазине. Грохот у меня в ушах мог быть отголоском пальбы, или же это мое сердце колотилось, словно барабаны проклятия.

Медленно, охваченный ужасом перед тем, что мы только что сделали, я опустил оружие.

Глава 44

Клеймонт, Делавэр.

Вторник, 30 июня, 18.35

Убрал его в кобуру.

У меня за спиной был перевернутый стол, и я привалился к нему, оглядывая помещение. Завеса кислого дыма висела голубой вуалью в сыром воздухе, дети продолжали плакать. Мои солдаты казались выбитыми из колеи. За исключением Олли Брауна, выглядевшего совершенно невозмутимым. Черч недаром потратил на него свои деньги. Скип болезненно морщился, лица Старшего и Банни пылали от ярости.

Интересно, что написано сейчас на моей собственной физиономии? Потрясение? Страх? Если мое лицо действительно выражало то, что я чувствовал, то оно должно было превратиться в маску дикого ужаса, смешанного с омерзением. Судьба несчастных малышей вызывала у меня содрогание, а моя к этому причастность — отвращение к себе. Тот факт, что я был вынужден так поступить, ничего для меня не значил. Я ощущал себя грязным.

Пять минут назад в помещении находились дюжины людей. Теперь почти все они мертвы. По меньшей мере четверть из них уничтожил я сам. Убил столько, что не мог даже сосчитать. Осознание собственной вины ударило меня по мозгам, словно кулаком. Я убивал раньше, но сейчас было гораздо хуже. В десять раз хуже, чем спецоперация. И муки раскаяния частично проистекали из тайного стыда, потому что живущий в глубине моей души воин ударял себя в грудь и издавал ликующие крики, хотя более цивилизованные стороны моей многогранной личности ежились.

Я шагнул по направлению к группе Старшего, и дети у него за спиной завизжали и шарахнулись назад, испугавшись меня. Они видели, как я стрелял в их сверстников. Они были слишком малы, чтобы понять опасность заражения. А вдруг я тоже чудовище? Старший подхватил двоих ребятишек на руки, успокаивая их, бормоча какие-то тихие слова, а Банни топтался рядом, смущенный и беспомощный. Я остался стоять на месте.

Послышался шум, я поднял голову и увидел бойцов команды «Альфа». Они входили в цех, держа наготове оружие. Майор Кортленд шла впереди, с пистолетом в руках, рядом с ней — Гас Дитрих. Они притормозили и уставились на сцену кровавого побоища.

— Адские вертепы… — выдохнула Грейс, и более точных слов невозможно было найти.

Дитрих застыл с разинутым ртом, а агенты «Альфы» переводили взгляд с плачущих детей на измотанных представителей отряда «Эхо».

Кортленд очнулась первой. Она ткнула в рацию.

— «Альфа»-один вызывает базу. Нам срочно необходима медицинская помощь. У нас множество пострадавших из гражданских лиц, их нужно немедленно эвакуировать. — Она помолчала, что-то обдумывая. — Все гражданские лица — дети. Повторяю, все гражданские — дети. Пришлите все имеющиеся в распоряжении медицинские бригады.

Я оторвался от стола и подошел к ней, глаза щипало от дыма.

Она раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала. И после паузы выдавила:

— Как вы себя чувствуете, капитан?

Я едва не заехал ей по башке. Что за тупой и нелепый вопрос! Однако я подавил гнев. О чем еще она могла спросить?

— Жить буду, — ответил я. — Передайте остальным… среди детей имеются нулевые пациенты. Все укушенные жертвы… — Я не сумел договорить.

Она сглотнула. Но информацию передала, а затем отключила микрофон.

— А ваши люди?

— Никаких повреждений.

Кортленд кивнула, и на мгновение мы заглянули друг другу в глаза. Солдат всегда поймет товарища без слов. Горькая правда заключалась в том, что подобная работенка должна была стать обычной для моего отряда. А ведь эта стычка в душе каждого из нас оставила шрам.

Появилась первая бригада скорой помощи и принялась за дело, которое тоже легким не назовешь. Одни дети кричали, другие заходились слезами. Некоторые рвались к мужчинам и женщинам в форме, и медики брали их на руки, кое-кто из врачей тоже плакал, обнимая освобожденных пленников. Другие малыши пятились назад, лишившись веры во взрослых. Несколько ребятишек сидели молча и неподвижно, видно, потрясение оказалось слишком тяжелым для неокрепших душ.

— Что, в больнице Святого Михаила все произошло так же? — спросил я.

Кортленд отрицательно покачала головой.

— Нет. Там умерли все. Мой отряд все время находился снаружи.

Я кивнул.

— Этим утром я еще был простым копом, — произнес я.

— Знаю.

Мы могли бы многое сказать друг другу, но сейчас говорить не хотелось…

— Есть живой! — воскликнул Дитрих.

Мы обернулись. Человек в измазанном лабораторном халате пытался выползти из-под мертвого бродяги. Почти ничего не соображая в болевом шоке, он потянулся к первому встречному в беззвучной мольбе о помощи. Олли Браун стоял над ним, и презрительная гримаса искажала его лицо. Он вынул пистолет и щелкнул предохранителем.

— Отставить! — проревел я, устремляясь к нему, однако Браун уже прицелился.

Внезапно шаг вперед сделал Гас Дитрих, он схватил Олли за запястье и резко вывернул вверх. Пистолетный выстрел прозвучал как гром даже для моих оглохших ушей.

Пуля засела в деревянной балке в тридцати футах над нами.

Я впился взглядом в лицо Олли.

— Отставить сейчас же, лейтенант!

Его черты изуродовал гнев, но спустя миг он взял себя в руки. Старший Симс встал между Брауном и ученым, похлопывая по стволу.

— Пусти его, сержант, — сказал я, и Дитрих отошел в сторонку, метнув на нас жесткий взгляд. Олли я приказал: — Спрячь оружие.

Он посмотрел мне в глаза, покосился на раненого, и на мгновение мне показалось, что Браун хочет повторить попытку, но затем он опустил пистолет, поставил на предохранитель и убрал в кобуру. Медики сейчас же кинулись обихаживать пострадавшего.

— Да что с тобой такое? — прорычал я. — В какой части приказа говорилось «уничтожать безоружных пленников»?

— Это кусок дерьма, — засопел Олли.

— Он единственный выживший, которого мы сможем допросить.

Олли ничего не сказал. Пришлось подхватить его под локоть и оттащить в сторону. Я не церемонился и, когда он попытался высвободиться, стиснул пальцы без особой нежности. На его лице, обычно каменном, проступила гримаса боли. Я ослабил хватку, и он вырвал руку.