Читать книгу "Уроки агенту розыска - Алексей Федорович Грачев"

контрамарку, сказал:

— Пойдешь вечером в театр. Будешь смотреть пьесу Островского «Бесприданница». Слышал про Островского?

— Где там, — ответил смущенно, — все деньги на одежду шли, да на косы и гвозди…

— Одежда, гвозди, — добродушно передразнил его Яров. — Вот возьмешь какого-нибудь интеллигента-афериста. Он тебя красивыми словами, а ты ему, мол, у меня все деньги на гвозди уходили. Пора и нам, сотрудникам милиции, быть образованными. Вот и сходи на эту самую «Бесприданницу». Там богач меха бросает в грязь. Это для того, чтобы девушка могла, не запачкав туфель, пройти своей дорогой… Поглядишь, как это получилось…

Он критически осмотрел Костю, его запыленные сапоги, пиджак, прибавил:

— Коль галстук понадобится или рубашка — возьми у Шуры Разузиной. Она тебе и галстук повяжет. Девочка умеет это, слышал я…

Опять подмигнул и непонятно почему вогнал Костю в краску. Хотя чего бы уж там — к этой Шуре у него не было каких-то тайных чувств.

Собирался Костя недолго. Почистил сапоги, надел новую рубашку-косоворотку, да еще платок чистый подарила ему Александра Ивановна.

— Мало ли там, поплакать придется, — сказала при этом. — А что ты смеешься, — прибавила ворчливо, помешивая в чугунке пыхтящую на огне кашу. — Бывает, что и парень, а заплачет. Мой Тихон однажды раздавил птенцов в лесу, так ревел. Сидел и ревел. Правда, выпивши был крепко, на гулянье были… Да плащик бы одел. Подойдет с Тихона, вроде одного роста вы.

От плаща Костя отказался, да и напрасно. Потому что едва перешел мост, как начал цедить мелкий, точно осенний дождик.

Сразу стало пасмурно на улицах вечернего города, нахохлились прохожие, потемнели окна, стены домов. В лужах, как в осенней листве, зашумели колеса подвод и пролеток. В туманной мороси тускло блестел фонарь над дверью в театр — тяжелая дверь то и дело гулко ухала, пропуская очередного зрителя. К стенам прилипли одинокие фигуры. Около них кружили мальчишки, изредка что-то предлагая. В руке одного из них он увидел папиросы, и, не удержавшись, ухватил его за рукав длиннополого пиджака.

— Торговать у театра запрещено, — сказал строго и ахнул, когда парнишка поднял голову. Под глубокой и мятой фуражкой увидел он зеленые глаза Зюги.

— Ты что ж, — спросил оторопело, — опять, значит, смылся из колонии. И верно — сколько же с тобой будут возиться?

— Зюгу подловили, — закричал кто-то из мальчишек, и они брызнули в разные стороны — за театр, за трамвайные пути, в переулок, начинающийся сразу же за театром.

— Откуда у тебя папиросы? — снова спросил Костя и, подтянув Зюгу к себе, ловко выхватил у него из кармана самодельные пачки с папиросами. Зюга дернулся было и пригрозил:

— Смотри, узнает Мама-Волки, он тебе задаст.

Знакомое имя даже заставило вздрогнуть.

— Откуда ты знаешь Маму-Волки? — заглянул парнишке в глаза. И, видно, в этот момент ослабил руку. Зюга вдруг рванулся со всей неистовостью, на какое был способен. Костя бросился было за ним, наткнулся на старика, завопившего на всю площадь. А Зюга ящерицей скользнул меж двумя пролетками, перебежал трамвайные рельсы и скрылся в садике за деревьями и густым кустарником.

«Бесприданница» была забыта. Костя обогнул сад, миновал переулок и очутился на трамвайной остановке. Почему-то заверил себя, что если Зюга живет на окраине, то он немедленно постарается скрыться из центра, а путь для этого один — на трамвае. И правда — среди сгрудившихся в ожидании вагона пассажиров с трудом выделил маленькую фигурку. Зюга прятался за людей, а смотрел в сад, ожидая видно с этой стороны своего врага. Смотрел он до той поры, пока не подошел, полязгивая, трамвай, и потому не заметил Костю. Запрятался где-то среди толпы на площадке, успокоившийся, наверное, окончательно.

Так, в разных концах одного вагона они доехали до вокзала. Здесь Зюга сошел и двинулся через пути. Прокатил поезд из нескольких товарных вагонов. Окутал все вокруг едким серым, как талый снег, дымом. Как бы парализовал этот дым парнишку. Долго стоял недвижимым на шпалах — глядя вслед составу, о чем-то думая. Может, хотел броситься бегом за ним, ухватиться за ступеньку последнего вагона и унестись в темноту наступающего вечера, унестись навсегда из этого города, от парня в рубахе-косоворотке, напугавшего его. Теперь он ни разу не оглянулся — шел опустив голову. Наверное, с горечью размышлял, что будет говорить об отобранных на площади папиросах. Идя на далеком расстоянии, придерживаясь заборов, стен домов, Костя уже со щемящей жалостью глядел на эту сгорбленную фигуру, уныло шлепающую прямо по лужам, в опорках, в широких залатанных штанах. Может и сейчас его станут бить, не дадут есть. Один раз у него даже мелькнула мысль: догнать Зюгу и отдать папиросы. Отдать и уйти. То-то бы удивился и перепугался тот. Но шел за ним в отдалении, зорко разглядывая местность, в которую попал, — эти грязные задворки, дома, в окнах которых тускло начинали загораться керосиновые лампы, воняющие помойки, одиноких людей у заборов, подозрительно глядевших ему вслед.

Дом, в который вошел Зюга, начинал собой ряд подобных себе двухэтажных, черных от воды домов узенького переулочка. Большинство окон были темны и лишь в дальнем углу, за кроной тополей, поблескивала на втором этаже цепочка бледных огоньков. Зюга вошел, громко хлопнув дверью, как бы этим выразив свою злость на неудачный вечер. Дверь, точно слетела с петель, начала пилить тишину тихим надоедным скрипом.

Здесь бы Косте повернуть обратно. Через полчаса весь состав Губрозыска окружил бы переулок. Но откуда ему было знать, что там, на втором этаже, за бледной цепочкой огней собралась чуть ли не вся банда Коли. Решил, что в доме живет торговка папиросами, гоняющая в город мальчишку, или на самый лучший конец пристроился Мама-Волки. Вот почему он осторожно поднялся на второй этаж — откуда доносился приглушенный говор, и остановился возле дверей, переколоченных тонкими досками. Теперь явственно стал слышен женский голос, бранивший, как видно, Зюгу. Вдруг дверь с маху отворилась, и женщина эта появилась на пороге с дымящей в зубах папиросой, босоногая, невысокого роста, в юбке и без кофты, так что были видны из-под сорочки полные груди. Увидев перед собой незнакомого человека в свете керосиновых ламп, падающем из глубины квартиры, она растерялась и спросила испуганным голосом:

— Тебе чего, парень?

— Мне-то чего, — тоже первые попавшие слова произнес Костя и, сжимая в кармане теплую рукоять нагана, шагнул через порог в маленькую прихожую, полную одежды на вешалке и гвоздях:

— Так, посмотреть на одного мальчишку надо. Куда-то сюда он прошел сию минуту.

Она, все так же завороженно глядя на него, отодвинулась и пропустила его в квартиру. Это была большая с низким потолком комната, с