Читать книгу "Зотика - Кларк Эштон Смит"

Еще до заката чародеи и маги вернулись к императору, бледные, дрожащие и обезумевшие от страха, словно они заглянули в ад и увидели там свою судьбу. Они сказали, что Намирра учтиво принял их и отослал назад с таким посланием:

– Пусть Зотулла знает, что эти набеги – напоминание о деле, давно им забытом; причина будет открыта ему в час, назначенный судьбой. И час этот близок, ибо Намирра приглашает императора и его двор завтра днем на большой праздник.

Передав это послание удивленному и напуганному Зотулле, чародеи просили разрешения удалиться. Несмотря на расспросы императора, они не пожелали оглашать подробности своего визита к Намирре и отказались описать баснословный дом колдуна. Зотулла разрешил им уйти. Когда они удалились, он долго сидел один, размышляя о приглашении Намирры, которое не хотел принимать, но и боялся отклонить.

В этот вечер он напился еще сильнее, чем обычно, и заснул мертвым сном; этой ночью его не тревожил стук копыт над дворцом. А в тишине ночи прорицатели и чародеи тайно, словно тени, покидали Уммаос. Никто из жителей города не видел, куда они ушли. К утру все они покинули Ксилак, отправившись в другие страны, чтобы никогда не возвращаться… В тот же вечер Намирра сидел в одиночестве в большом зале своего дома, отпустив прислужников.

Перед ним на гагатовом алтаре стояла огромная черная статуя Тасайдона, которую вдохновленный дьяволом скульптор давным-давно изваял для грешного короля Тасууна по имени Фарнок. Архидемон был изображен в облике вооруженного воина с мечом в поднятой руке. Статуя долго лежала в засыпанном песком дворце Фарнока, ставшем прибежищем бездомных бродяг. Намирра с помощью ворожбы нашел ее, заколдовал адское изображение и с тех пор с ним не расставался. И часто, устами статуи, Тасайдон давал предсказания Намирре или отвечал на его вопросы. Перед черным идолом висели семь серебряных ламп, отлитых в форме лошадиных черепов. Пламя вырывалось из их глазниц, меняя цвет от голубого до пурпурно-красного. Странным и внушающим страх был этот свет, вызывающий игру зловещих теней на лице демона под украшенным гребнем шлемом. Намирра сидел в кресле, облокотившись на подлокотники, вырезанные в виде змей, и мрачно разглядывал статую. Он спросил нечто у Тасайдона, но демон, говорящий устами идола, отказался отвечать. И в душе Намирры поднялся бунт. Чародей обезумел от гордыни, вообразив себя повелителем всех колдунов и царем над всеми князьями дьявольского мира. После долгих раздумий он повторил свой вопрос вызывающим и надменным тоном, обращаясь к Тасайдону, как равный к равному, словно тот не был его всемогущим сюзереном, которому он поклялся в верности.

– До этого я помогал тебе во всем, – ответил идол, звучно и веско, и голос его эхом отозвался под сводами дворцового зала – Да, бессмертные демоны огня и тьмы армиями приходили на зов твоих заклинаний, и крылья адских духов поднимались и заслоняли солнце по твоему зову. Но сейчас я не буду помогать в задуманном тобой мщении, потому что император Зотулла не делал мне зла. Напротив, он верно служил мне, сам того не ведая. И люди Ксилака, погрязшие в пороке, не последние из моих земных почитателей. Поэтому, Намирра, лучше тебе жить в мире с Зотуллой и забыть ту давнюю обиду, которую он причинил попрошайке Нартосу. Потому что пути рока неисповедимы, и смысл его законов подчас непонятен. Воистину, если бы копыта коня Зотуллы не ударили тебя, твоя жизнь сложилась бы иначе: имя и слава Намирры все еще спали бы в забвении, как никем не увиденный сон. Да и ты сам так бы и остался уммаосским попрошайкой, никогда бы не стал учеником мудрого и ученого Умфалока. И я, Тасайдон, потерял бы величайшего из всех некромантов, которые когда-либо служили и подчинялись мне. Подумай хорошенько об этом, Намирра. Похоже, мы оба в долгу у Зотуллы за тот удар, который он тебе нанес.

– Да, в долгу, – непримиримо прорычал Намирра. – Я заплачу этот долг завтра… И мне помогут те, кто откликнется на мои заклинания вопреки твоей воле.

– Не стоит мне перечить, – промолвил идол, помолчав немного. – Не стоит призывать тех, о ком ты упомянул. Я вижу ясно твои намерения. Ты слишком горд, упрям и мстителен. Что ж, поступай как знаешь, но не порицай меня за то, что получишь.

Статуя умолкла, и в зале, где сидел Намирра, воцарилась тишина. Только огни мрачно мерцали, меняя цвет, в лошадиных черепах, и неугомонные тени то взлетали, то падали на лик идола и лицо Намирры. Затем, уже за полночь, волшебник встал с кресла и поднялся по винтовой лестнице на самую высокую башню, на вершине купола которой было единственное маленькое круглое окно. Намирра с помощью магии устроил так, что на последнем витке лестницы казалось, будто он спускается, а не поднимается, и, достигнув последней ступени, он смотрел через окно вниз, а звезды мерцали под ним в головокружительной бездне. Там, встав на колени, Намирра коснулся тайной пружины в мраморной стене, и круглое стекло беззвучно отошло назад. Лежа ничком на изогнутом потолке купола лицом к бездне, свесив бороду, которая тихо колыхалась на ветру, он прошептал древние руны и воззвал к неким созданиям, которые не принадлежали ни аду, ни земле, и вызывать их было еще страшнее, чем подземных дьяволов или духов земли, воздуха, воды и огня. Он заключил с ними соглашение, нарушив волю Тасайдона, и воздух вокруг него застыл от их голосов, иней покрыл его черную бороду от холода их дыхания, когда они склонились над землей…

С неохотой пробудился император от пьяного сна, и дневной свет показался ему тьмой, ибо вспомнил он о приглашении, которое боялся как принять, так и отвергнуть. Но, несмотря на страх, Зотулла сказал Обексе:

– В конце концов, кто он такой, этот шакал, что я должен бежать на его зов, как попрошайка, призванный с улицы каким-нибудь надменным господином?

Обекса, золотокожая девушка с Уккастрога, острова Палачей, нежно поглядела на императора раскосыми глазами и ответила:

– О Зотулла, ведь в твоей воле принять предложение или отказаться. Повелитель Уммаоса и Ксилака сам решает, идти ему или остаться, и ничто не может поколебать его власть. Так почему бы тебе не пойти?

Обекса, хотя и боялась колдуна, смело разглядывала дьявольский таинственный дом, о котором никто ничего не знал. И снедаемая любопытством, свойственным всем женщинам, желала увидеть знаменитого Намирру, чей облик был поводом для догадок и легенд.

– В твоих словах есть смысл, – признал Зотулла. – Но император всегда должен учитывать благо народа. Разве женщина может понять важность государственных дел?

Итак, после обильного завтрака, он созвал придворных и советников, чтобы обсудить с ними приглашение Намирры. Одни советовали ему отказаться, другие считали, что приглашение нужно принять, что это будет меньшим злом, чем набеги дьявольских коней, грохочущих копытами по всему дворцу и городу.

Затем Зотулла призвал всех жрецов и велел найти магов и ясновидящих, не зная еще, что они очью тайно покинули город. Никто из них не откликнулся, и это вызвало великое удивление. Однако явилось множество жрецов, заполнивших тронный зал так, что животы стоящих впереди касались императорского помоста, а зады стоящих сзади были прижаты к дальним стенам и колоннам. Они утверждали, как и прежде, что Намирра никоим образом не связан со знамением, а его приглашение не предвещает никакого вреда императору. И это ясно следует из послания. Зотулле будет дан оракул, и этот оракул, если Намирра действительно великий маг, укрепит их совместную мудрость и установит божественный источник знамений, а боги Ксилака снова будут прославлены.