Читать книгу "Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына - Дэвид Шефф"

Изображения также позволяют предположить когнитивные расстройства. Синий участок в медиальной орбито-фронтальной коре особенно беспокоит Лондон, так как активность в этой области связана со способностью принимать решения. Этот участок отчетливо синего цвета с бледным центром. В то же время задняя часть поясной извилины, связанная с болью и эмоциями, не активирована у людей из контрольной группы, но ярко высвечена у мет-наркоманов. Логично предположить, что активность областей мозга, связанных с негативными эмоциями, затрудняет процесс мышления. «У мет-зависимых, во всяком случае в первые недели, мозг использует анормальные когнитивные стратегии», – говорит доктор Лондон. Это означает, что, помимо биологически обусловленного высокого уровня депрессии и тревожности, у людей, пытающихся воздерживаться от употребления мета, серьезно нарушена когнитивная функция мозга.

Продолжая изучение вопроса, я наткнулся на исследование, проведенное за три года до работы доктора Лондон доктором Стивеном Кишем из Медицинского центра Торонто, который производил аутопсию мозга мет-зависимых. Образцы принадлежали людям, умершим от передозировки метамфетамином, или тем, у кого было обнаружено высокое содержание наркотика в организме, когда их застрелили или они погибли в результате несчастного случая. Во время демонстрации слайдов на уроках здоровья в старшей школе, которые помнит не одно поколение американцев, усохшее, обезвоженное, разъеденное серое вещество мозга алкоголиков сравнивали со здоровым мозгом, кремово-белым и упругим. В отличие от алкоголиков, в мозге мет-зависимых нет повреждений, видимых невооруженным взглядом. Однако при микроскопическом исследовании на память приходит метафора из старого рекламного ролика «Это твой мозг на наркотиках». Исследователи заметили, что некоторые нейронные окончания заметно обожжены.

Биопсия клеток мозга дает еще больше информации. Для анализа Киш использовал биохимический зонд, с помощью которого извлек кусочек мозга массой 20 миллиграммов. Он определил количество специфических нейротрансмиттеров и сравнил с их количеством в мозге здорового человека.

Его исследование показало умеренно пониженный уровень серотонина и других нейротрансмиттеров, но «чрезвычайно сильно пониженный» уровень дофамина – на 90–95 %. Киш также изучил наличие транспортеров дофамина, откуда высвобождается это химическое вещество. Их количество тоже было снижено. Аналогичные снижения показателей были выявлены и другими учеными, когда они исследовали образцы мозга мет-зависимых обезьян, бабуинов, мышей и крыс. Это привело их к выводу о том, что метамфетамин – нейротоксичное вещество, изменяющее мозг на физическом уровне гораздо больше, чем кокаин и большинство других наркотиков.

Для меня после всего увиденного и услышанного вставал важнейший вопрос, причем важнейший лично для меня. Я хочу знать: сможет ли восстановиться мозг Ника в будущем, если он бросит употреблять наркотики?

Итак, было установлено, что уровень дофамина у мет-зависимых резко снижен, но значит ли это физическую потерю дофаминовых окончаний? Согласно выводам доктора Киша, если наркотик постоянно разрушает окончания, шансов на восстановление немного. Исследуя образцы тканей мозга, Киш уделил особое внимание маркеру, который называется везикулярный транспортер моноаминов или V-MAT 2. У пациентов с болезнью Паркинсона, при которой происходит постоянная потеря нейронов дофамина, уровень V-MAT 2 чрезвычайно низок. Если в мозге мет-зависимых его количество снижено, то весьма вероятно, что это сопровождается потерей нервных окончаний, и в результате повреждение мозга оказывается необратимым. Однако когда Киш проверил уровень V-MAT 2, он обнаружил, что он в норме. Это было неожиданное и обнадеживающее открытие. Это и другие исследования показывают, что «поджаренные» нервные окончания, по всей видимости, все-таки восстанавливаются, хотя этот процесс может занять до двух лет. Целых два года.

Это означает, что мет-зависимые, вероятно, могут выздороветь.

Хорошая новость для родителей наркоманов. Конечно, я желал, чтобы Ник выжил, но, конечно, мне хотелось для него чего-то большего. Я хотел, чтобы он снова был здоров, чтобы у него все было хорошо. Несмотря на то что результаты исследований не окончательные и всё еще вызывают дискуссии, они позволяют надеяться, что он сможет выздороветь, если откажется от употребления наркотиков. Если он откажется…

Мы с Карен пообедали на Найт-стрит, затем поплелись вверх по склону холма к «дому графа Олхоффа», как мы назвали этот особняк. Граф Олаф – злодей из серии книг Лемони Сникета «33 несчастья», которые мы читали Джасперу и Дэйзи. Мы прошли мимо курильщиков, стоящих перед зданием, и вошли в чугунные ворота. Сад во внутреннем дворике, через который мы двигались, десятилетиями впитывавший сигаретный дым и запах наркотиков, казалось, был непригоден для поддержания какой-либо жизни.

Мы приехали, чтобы вместе с Ником пройти сеанс семейной групповой терапии. Эти встречи проводились в сырой и холодной комнате. Мы и другие родители, супруги или партнеры сидели вместе с нашими наркоманами на потертых диванах и складных стульях. Консультант, заботливая, как бабушка, с хриплым, «пропитым» голосом (хотя не пьет вот уже двадцать лет) втягивала нас в разговор.

– Ник, скажи своим родителям, что значит для тебя их приезд, – предложила она на первой нашей встрече.

– Да без разницы. Нормально.

Эти встречи производили мучительное, душераздирающее впечатление. Мы познакомились с другими наркозависимыми и их семьями. Одной из наших новых знакомых стала девятнадцатилетняя девушка: наивное детское личико, взъерошенные волосы стянуты в два хвостика кофейного цвета, глаза грустные. Она была лишена права опеки над своим ребенком: малыш родился с метамфетаминовой зависимостью. Она сама выглядела бы как ребенок, если бы не следы уколов. Среди других пациентов были героин-зависимые, курильщики марихуаны и старый алкоголик, напоминавший персонажа фильма «Дни вина и роз»[21].

Мы выслушивали их истории. Алкоголик постоянно уходил от детей и их матери, даже не попрощавшись. Потом он являлся домой и извинялся. «После четырех-пяти раз мои извинения потеряли для них всякий смысл», – рассказывал он. А потом они сами ушли от него. И тогда он обратился в наркологический центр.

Один юноша, чуть старше Ника, с бесцветными волосами и глазами, приехал в Сан-Франциско из Нью-Йорка изучать архитектуру, но, как он объяснил, «метамфетамин изменил планы».

Нет ничего удивительного в том, что почти половина пациентов программы в Сан-Франциско были геями, сидящими на «Тине», как они называют метамфетамин. Спид, метамфетамин – беда многих городских гей-сообществ, что заставляет вспомнить 1970-е годы, времена еще до появления СПИДа, считает Стивен Шоптау, психолог факультета семейной медицины Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. По оценкам специалистов в области здравоохранения, до 45 % геев, живущих в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, пробовали кристаллический метамфетамин. Среди впервые выявленных ВИЧ-инфицированных 30 % регулярно употребляют этот наркотик. В Калифорнии у геев, употребляющих метамфетамин, в два раза выше вероятность стать ВИЧ-позитивными, чем у тех, кто воздерживается от этого наркотика. И гетеросексуальные, и гомосексуальные мужчины и женщины употребляют метамфетамин для секс-марафонов. Под воздействием метамфетамина секс может продолжаться намного дольше и вызывать более яркие ощущения. Действительно, на ранних стадиях наркотик может заставить человека чувствовать себя «энергичным, общительным, уверенным в себе и сексуальным», как говорит Гантт Гэллоуэй, ученый, работающий в Лаборатории по исследованию фармакологии наркозависимости Исследовательского института при Калифорнийском медицинском центре. «Но вскоре они теряют способность к сексуальному возбуждению. К этому времени наркоман, скорее всего, уже пристрастился к таким сексуальным отношениям, которые не привлекли бы его, не употребляй он наркотики, – то есть как раз к тем отношениям, которые способствуют распространению вируса».