Читать книгу "Ведьмин огонь - Джеймс Клеменс"

Могвид хладнокровно ждал до того момента, когда у Фардайла не вырвался характерный стон — и начал действовать. Он быстро обернулся человеком, понимая, что в это мгновение брат не сможет измениться и навсегда останется волком.

И его план удался…

И теперь, стоя под утесом в стране огров, Могвид с ненавистью рассматривал бледную кожу своих ладоней.

План удался даже слишком хорошо !

Той проклятой ночью Могвид навсегда превратился в человека, так же, как Фардайл в волка. Но скоро Могвид понял, что ему придется расплачиваться за это превращение слишком дорогой ценой.

Ни один из них уже действительно не мог больше принять иной формы и каждый застыл в своем последнем обличии навечно.

Ах, если бы он был тогда осторожней…

Фардайл тревожно зарычал, возвращая Могвида из прошлого в настоящее. Могвид посмотрел на брата: брыли его поднялись, а уши плотно прижались к опущенной голове. Из горла сайлура-волка рвался протяжный и страшный рык.

Могвид подвинулся ближе.

— Что случилось? Огры?

Даже одно произнесение этого страшного слова заставило Могвида задрожать.

Но вопрос остался без ответа, поскольку из завесы дождя на них выскочила отвратительная тварь, с намордником, болтавшимся на ремне у горла и волочащейся сзади порванной цепью. Набычившись, он встал, вцепившись когтями в скалу и глядя на Фардайла огненными глазами.

Сниффер!

Должно быть, он все-таки вырвался у охотников и продолжил кровавое преследование. Могвид юркнул за спину брата, но как простой волк мог защитить его от сниффера!? Фардайл весил всего какую-нибудь десятую часть зверя и выглядел перед противником, как щенок перед медведем.

Плечи хищника забугрились мышцами, и он открыл свою страшную пасть, не сдерживаемую больше намордником. Показались два ряда кинжалоподобных зубов, и сниффер издал чудовищный рев, эхом прокатившийся по окрестным горам.

Потом он прыгнул.

Толчук замахнулся камнем сердца в первого, сидевшего ближе всех огра, и сердце у него стало таким же тяжелым, как камень в руке.

— Я не понимаю, чего вы просите. Как это я могу разрушить Напасть?

Триада сидела неподвижно и молча. Три пары глаз пристально смотрели на Толчука, и ему казалось, что они читают не только у него в мыслях, но в самих костях.

— Ты один можешь это сделать, — последовал, наконец, ответ.

И, как ни прискорбно было это признать, Толчук понял, что старцы, вероятно, просто сошли с ума от старости.

— Я!!! Да разве вы не знаете, кто я?!

Ответа снова не последовало, и три пары глаз все так же неотрывно смотрело на него.

Арка над головой Толчука, казалось, стала медленно опускаться и уже давила ему на плечи.

— Прошу вас! Я всего лишь полуогр. А то, что вы мне предлагаете, может исполнить только воин, полноценный, взрослый воин! Как могу это сделать я?

— Ты последний наследник Клятвопреступника, того, кто предал нашу страну и наслал на наш народ Напасть, — наконец долетели до него страшные слова.

Толчук почувствовал, как колени у него подгибаются. Неужели его стыд и позор не кончатся никогда? Мало того, что он ублюдок, так оказывается, что он еще и проклятое семя продажного огра, навлекшего на их народ такое несчастье! У него не было слов, чтобы ответить на подобное обвинение, и он по-детски прошептал:

— Этого… не может быть… Это неправда.

— Ты, сын Ленчука, знаменуешь собой последнюю поросль древнего рода, услышал он, как в бреду. — Последнее семя Клятвопреступника.

— Но…что значит — последний ?

— Когда происходила церемония твоего именования, тебя осмотрел старый знахарь и обнаружил, что твоя смешанная кровь не даст тебе стать отцом. У тебя не будет детей. Никогда.

Слезы готовы были хлынуть из распахнутых глаз юного огра.

— Но почему никто не сказал мне об этом раньше?

Вопрос остался без ответа.

— Ты последний и потому должен отдать свою кровь на то, чтобы искупить предательство своего предка.

Толчук прикрыл глаза и стиснул в руке камень. Слова застряли у него в горле.

— Но что сделал тот, который нарушил клятву? — кое-как выдавил он.

Триада снова опустила и сдвинула головы, совещаясь о чем-то.

— Мы не знаем. — раздалось спустя несколько минут.

— Тогда как же я могу что-то исправить?

— Мы не знаем, — последовал все тот же ответ.

— А как же узнаю я? — пролепетал Толчук.

— Ты должен покинуть страну с этим камнем в руках и найти ответы на все вопросы за Воротами Духа.

Но Толчук не услышал ничего, кроме слова «покинуть », и плечи его вздрогнули от рыданий. Именно изгнания он и боялся больше всего. Покинуть родину, оказаться брошенным в чужой враждебный мир, мир, который так ненавидели и так боялись все члены его трибы.

— И куда же я должен теперь идти? — сквозь слезы выдавил Толчук.

Три руки поднялись в едином порыве и указали на арку из камня сердца.

— Через Врата Духа.

Толчук свел в недоумении брови. Перед ним был непроницаемый камень — и только. Пройти через него было невозможно.

— Иди. — Два старца встали под арку, один у левого столба, другой — у правого. Третий взял Толчука за руку и подвел к самому центру.

— Что мне надо делать? — дрожащим голосом спросил Толчук.

Огры снова заговорили, но на этот раз в их голосах послышалась даже какая-та теплота, словно с ним говорил отец.

— До того как к нам пришла Напасть, Ворота собирали духи умерших и переносили в иной мир, а теперь и ты должен собрать все свое мужество и решимость — и тогда ворота перенесут тебя туда, где ты должен оказаться. Было сказано, что когда последний из рода Клятвопреступника пройдет через Врата Духа, то он найдет способ снять Напасть и освободить духи всех умерших.

Толчук поклонился арке.

— Но я не дух, я не могу пройти сквозь камень.

— Тебе и не надо быть духом.

— Тогда как же?

Ответа не было, но от двух старцев, стоявших по бокам арки, вдруг послышалось какое-то низкое гудение, которое проникало, казалось, в самый костный мозг Толчука. У него закружилась голова, в ушах зазвенело, а камень сердца в руке быстро запульсировал, как кровь в сердце. Юный огр поднял глаза и увидел, что арки перед ним больше нет. Вернее, она все так же находилась перед ним, но почему-то Толчук точно знал, что это всего лишь иллюзия, галлюцинация, обман, отражение скалы в неподвижной воде.

Гул все нарастал, камень в его руке стал тянуться к Вратам, как дитя тянется к матери холодной ночью, и от этого ноги Толчука сами приподнялись над полом, огры внизу исчезли, а он все продолжал подниматься прямо к вершине уже несуществующей в действительности арки.