Читать книгу "Господин военлет - Анатолий Дроздов"

– Браво, Павел Ксаверьевич! – Евстафий встречает нас аплодисментами. – Где освоили? В военных училищах не учат танго.

– Это все Олимпиада Григорьевна! – перевожу стрелки. – Она замечательно танцует! Мне доставило незабываемое удовольствие!

– Оркестр будет играть долго! – смеется Евстафий. – За ваш сегодняшний подвиг на ниве благотворительности любая дама будет танцевать с вами до утра. Наслаждайтесь, Павел Ксаверьевич!

Оркестр, будто подслушав, мурлыкает вальс. Вновь кланяюсь и веду Олимпиаду в центр зала. После первых па сбиваю дыхание и перехожу на медленные туры. Благо все вокруг поступают точно так же: обильная еда, питье…

– Хотите сказать, Павел Ксаверьевич, что влюбились в меня? – спрашивает она.

Ну, все – в омут головой.

– Я не влюбился, Олимпиада Григорьевна, я пропал! Меня сбили, и я умер! Я иссох, разбит и уничтожен. Я утратил разум. Разве вы не видите?

– Надеюсь, вы помните: я замужем?!

– В том-то и беда! Иначе мог надеяться…

Она молчит.

– Нам надо поговорить, – говорит, помедлив. – Наедине.

– Где? Когда?

– Разумеется, не здесь! – Она, похоже, сердита. – Кругом сотни глаз, не хватало меня компрометировать! Мы спокойно завершим обед, после чего Евстафий Петрович отвезет меня домой. Муж мой в отъезде, но прислуга дома. Я отпущу ее под предлогом, что хочу спать, а после выйду, возьму извозчика и приеду в «Метрополь». Я часто бываю в этой гостинице и знаю, как пройти, чтоб не заметили.

– Олимпиада Григорьевна!

– Вам придется подождать! – говорит она тоном учительницы. – Возможно, долго!

– Хоть всю жизнь!

Она смеется:

– С вашим характером вас на день не хватит!

А ведь правда! Внезапно я спохватываюсь:

– Вы знаете, в каком я нумере?

– Ты и в самом деле рехнулся! – смеется она. – Я же их снимала!

Мне показалось, или в самом деле она сказала мне «ты»? Спросить не успеваю: музыка кончилась. Провожаю Олимпиаду к столу и как бы вскользь замечаю: день выдался хлопотный. Никто не настаивает на продолжении банкета. Провожаем Олимпиаду и Евстафия, я вновь подаю ей шубку и целую на прощание руку. Сергей тоже прикладывается. Оревуар! Сергей идет к себе, я под благовидным предлогом задерживаюсь и заглядываю в ресторан. Маню пальцем официанта.

– Подашь в шестнадцатый нумер шампанского в ведерке! – говорю лениво. – Только через час, не раньше. Понял?

– Прикажете икорки, конфет? – склоняется он.

– И балык… Все, чтоб поужинать двоим, – сую ему четвертной.

Он прячет руки за спину:

– Евстафий Петрович велели за счет заведения.

– А на чай?

– С фронтовиков не берем-с.

Вот те раз!

– Ваше благородие! – он смущен. – Могу я попросить?

– Конечно!

– Часы покажете? Что из вашего живота достали?

Уже официанты знают! Киваю:

– Принесешь – покажу!

Он убегает радостный, я поднимаюсь к себе. Первым делом открываю краны в ванной. Пока вода бежит, достаю мыло, свежую пару белья. Я день на ногах, танцевал… С недавних пор я стал невообразимым чистюлей. Через полчаса чистый, причесанный, надушенный прапорщик Красовский сидит на диване и ждет. В Петрограде мне отдали вещи настоящего Красовского, среди них был наручный хронометр. Швейцарский, со светящимся циферблатом – мечта летчика. Я не смотрю на него, похоже, он встал. На стене ходики с кукушкой. Стрелки на размалеванном циферблате тоже застыли, проклятая птица умерла в железном гнезде. Наконец выскакивает, орет. Девять вечера. Почти сразу же – осторожный стук в дверь.

Это официант. Он вносит большую корзину, накрывает и сервирует стол. В благодарность даю подержать искалеченного «Буре». Он с почтением рассматривает и возвращает с поклоном. Я снова один, а ее все нет. А кто сказал, что будет? Вдруг муж нечаянно возвратился или сама передумала? Да мало ли что?

Встаю, меряю номер шагами. Хочется курить, но Олимпиада, как заметил, не любит запах папирос. Лезу в чемодан и нахожу последнюю сигару. Пожалел я папашины закрома! Обрезаю, закуриваю. Сигара хороша тем, что курить можно долго. Еще бы коньячку… Решено! Если к десяти Олимпиада не появится, попрошу официанта принести коньяк. Заглядываю в ведерко с шампанским. Лед почти весь растаял. Решительно несу ведерко в ванную и выплескиваю в умывальник. Из холодильника насыпаю нового льда. Я помешался, она не придет. Вот уже сигара истлела и кукушка отметилась, но я все медлю с коньяком. Вдруг она все же появится? Не хочу встречать ее пьяным. Вы идиот, прапорщик! Не придет она, не придет…

Осторожный стук в дверь. Я не бегу, я лечу, я распахиваю дверь настежь. Это она – в меховой шапочке с плотной вуалью и каком-то странном пальто. Впускаю и помогаю раздеться.

– Прислуга не сразу ушла, – говорит она смущенно. – Потом извозчика долго не было. А это пальто служанки, мою шубку здесь знают…

Все, терпение мое кончилось! Хватаю и покрываю поцелуями сероглазое сокровище. Она слабо сопротивляется, но меня не остановить. Подхватываю ее на руки и несу к дивану. Она что-то лепечет, но я ничего не слышу. В ушах стук сердца, скоро я ощущаю, как бьется и ее сердечко. Мы вместе, мы одно целое, это так упоительно!

Спустя несколько минут она встает и оправляет платье. Лицо у нее сердитое.

– Теперь я знаю, почему ты герой! – говорит язвительно. – Если ты на немцев бросаешься, как на женщин…

Сердце мое замирает и падает ниже колена.

– Вам может показаться это странным, Павел Ксаверьевич, но я и в самом деле шла к вам поговорить – и только за этим! У вас за обедом было такое лицо! Я боялась: совершите какое-либо безумство…

Выходит, я ее изнасиловал. О, Господи! Да я…

– Что с вами?! Павел Ксаверьевич?! – Лицо ее маячит надо мной.

– Олимпиада Григорьевна! – делаю усилие и встаю. – Я даже не знаю, как просить прощения… Я забылся, я потерял рассудок… На миг вообразил, что меня полюбили. Это невозможно.

– Отчего ж невозможно? – вздыхает она. – Очень даже возможно! Как раз об этом я хотела поговорить. Объяснить: у меня есть долг перед мужем, а вы молоды, красивы и легко найдете другую женщину. Мы должны найти в себе силы образумиться и сдержать чувства. Я целую речь в уме заготовила. Вы мне слова не дали сказать!

Молчу, потому как ничего не понимаю.

– К тому же вы дурно воспитаны. К вам в гости пришла женщина, а вы, вместо того чтоб пригласить ее отужинать, с ходу стали приставать. Я, между прочим, проголодалась, гуляючи на морозе!

Подхватываю ее на руки и несу к столу. Усаживаю, наливаю шампанское, придвигаю блюда. Она действительно голодна и ест с аппетитом. Смотрю с замиранием сердца. Она поднимает голову: