Читать книгу "Серебряное пламя - Сьюзен Джонсон"

— Всего четверо. Братья и сестры, — разъяснила Импрес. — Боюсь, что твое путешествие просто бессмысленная трата времени.

Даже произнося эти слова, она чувствовала, как бьется у нее сердце, потому что видела, что Трей не расстегнул пальто. Его глаза, цвет которых напоминал ей лунный свет, глянули в упор на нее.

— Я едва не угробил лошадь по дороге сюда, так что четверо или сорок… — Он размотал шарф и, приподняв брови, произнес окончательный приговор. — Нужно просто время, — он как-то по-мальчишески ухмыльнулся, — чтобы приспособиться к этому.

Трей снял пальто и протянул его Импрес, у которой под его тяжестью подогнулись колени.

— Боже, как ты его носишь? — воскликнула пораженная Импрес. — Оказывается, ты намного сильнее, чей я думала.

— А ты слабее, — ответил он сдержанно. — Прекрасное сочетание, насколько я помню.

— Замолчи, Трей, дети могут услышать, — предупредила Импрес, испуганно глядя в сторону чердака, нервы у нее были на пределе. Когда он появился здесь из зимней темноты, подсознательно у нее возникла мысль, что жизнь началась вновь, и теперь, когда он стоял рядом, его присутствие подавило ее чувства, словно она оказалась в эпицентре урагана.

— Поцелуй меня, свирепый котенок, — прошептал он. — Этого будет достаточно. — Он приподнял Импрес вместе с пальто, так что ее губы оказались на уровне его лица, и поцеловал. Его губы были прохладны после долгого пребывания на морозе.

— Нет, — запротестовала она, — ты не должен. Импрес надеялась, что ее слова удержат Трея, а не подействуют на него, как красная тряпка на быка, и не ожидала, что поцелуй вызовет у нее воспоминания об их страсти.

— Тебе не следовало приезжать, — проговорила она в ответ па его поцелуй.

Забрав пальто, Трей небрежно переложил его на стул одной рукой, словно легкую детскую блузу.

— Тебе не следовало покидать меня, — сказал он, повернувшись к ней; голос у него теперь уже звучал мягче.

На нем была надета теплая рубашка с бриллиантовыми пуговицами, должно быть, сшитая из кашемировой шерсти и шелка, лучшего сочетания, спасающего от холода. Импрес почувствовала себя рядом с ним оборванкой. Контраст в их жизнях, даже с ее вновь обретенным богатством, был непреодолим. Даже во Франции у дочери графа де Жордана не было тех возможностей, к которым привык Трей. Привилегия и судьба создали его таким, каким он стал, а это рушило ее надежды на будущее.

— Я должна была уехать, — сказала Импрес, понимая, что он никогда не будет полностью принадлежать ей. — А тебе не следовало приезжать.

И сделав шаг назад, повернулась к нему спиной.

— Я должен был, — сказал Трей низким звучным голосом, так что слова отозвались эхом в комнате. Его сапоги бесшумно ступали по полу, когда он сделал несколько шагов к ней.

Он слишком близко подошел, подумала она с тревогой, попав в ловушку между столом и полками и спиной почувствовав стену. Запах Трея вновь заполнил ее ноздри, когда он поднял руки и твердо положил их на ее плечи, ладонями вниз. Он не знает, что такое «нет», подумала она, когда его лицо с бронзовой кожей склонилось над ней.

Она выглядит столь же опьяняющей, как и раньше, решил Трей, нежной и податливой, глаза выдают желание, даже если она отказывает ему. Он задумался, удастся ли им уединиться в этой заполненной детьми хижине. Едва ли здесь нашлось бы место. Их губы коснулись друг друга, рот у нее полуоткрылся, она сдавалась, что особенно возбудило Трея. А Импрес, почувствовав его плоть около своего живота, бессознательно застонала, и ее язычок коснулся его, но тут Импрес услышала насвистывание Гая у двери.

Импрес вырвалась, выскользнула из рук Трея и была на полпути к кухне, когда ее брат появился в дверях.

— Трей, как зовут вашу лошадь? — спросил Гай, отряхивая ботинки от снега. — Она прекрасна!

Он был полон юношеского энтузиазма, седельные сумки и походная складная койка Трея висели на его плечах.

Трей откашлялся, чтобы заговорить нормальным голосом, после того как наплыв его желания был прерван столь неожиданно и решительно, и повернулся к Гаю.

— Ее зовут Рэлли, — ответил он. — Она выиграла скачки в Елене среди однолеток, и вот уже два года ей нет равных в соревнованиях западнее Шеридана. Ты можешь покататься завтра на ней, — любезно предложил он.

— Вот это дело! Куда поставить вашу койку? — У Гая появился в доме настоящий западный герой, и он хотел разместить его как можно удобнее, надеясь, что он останется подольше.

Трей точно знал, куда бы ему хотелось поставить койку, но этот мальчишка был слишком юн, чтобы понять его, поэтому он ответил:

— Мы должны помочь твоей сестре приготовить еду.

Импрес стала открывать банки, находясь в состоянии нервного возбуждения, которое могло взорваться в любой момент. Зная ее характер, Трей стремился к уступкам.

— Между прочим, — спокойно сказал он Гаю, — мы сможем пострелять завтра. Я пока задержусь здесь, если ты не возражаешь.

— Возражаю?! — повторил Гай в полном восторге. — Ты слышала, Пресси? Он будет стрелять со мной и даст мне покататься на его лошади. Разве это не прекрасно, Пресси?! — Гай был в том возрасте, когда мужские игрушки, проявление искусства и отчаянной храбрости были поразительны и возбуждающи.

Это судьба, подумала Импрес; и это было то, о чем она не смела мечтать. Трей, которого можно было коснуться рукой. Трей улыбался ей, его чарам было невозможно сопротивляться, это было какое-то колдовство.

Это, черт возьми, означало жизнь. Теперь мир, в который ворвался Трей, был очерчен и постоянен. В этом мире, абсолютно реальном для них, а не придуманном, она свободна располагать собой. Раздраженная пустыми надеждами, Импрес сказала более резко, чем хотела.

— Прекрасно, но, может быть, ты лучше поможешь мне приготовить картошку?

— Конечно, Пресси, конечно, — быстро согласился Гай, его голос был полон счастья. — Увидишь, как я научился это делать, пока тебя не было.

Когда и Трей предложил помощь, отказ Импрес прозвучал менее резко, чем ответ Гаю. Она видела, как счастлив Гай в мужской компании. Мальчику было нелегко оставить их сложившуюся удобную жизнь во Франции и в возрасте одиннадцати лет взять на себя обязанности и ответственность, которые были ему не по плечу. Хотя он, как и Импрес, в силу своей молодости легче, чем родители, приспособился к новой жизни и тяжелому физическому труду.

По напряженному лицу Импрес Трей понял ее состояние и не стал настаивать, желая избежать дальнейших разногласий. Ощущение ее мягких губ и нежного тела было настолько живым и ярким, что какой-либо разлад между ними был для него немыслимым. Он поужинал в кресле у очага и через минуту уснул.

Держась только на силе воли во время тяжелого путешествия, Трей теперь был полностью выжат, его не до конца излечившийся организм оказался на пределе. И сейчас, казалось, он чувствовал, что достиг наконец желанной гавани, оказался там, где больше всего хотел, и его воля позволила ему расслабиться, потерять бдительность и уснуть.