Читать книгу "Тени Санктуария - Роберт Линн Асприн"

Но вспоминались ему только колючки в серых глазах Джиллы, когда она смотрела на него сверху вниз сегодня днем. Она совершенно права. Он был презренной тварью — живот раздулся от вина, рыжие волосы поредели; обещания, которые он ей когда-то давал, оказались пустыми, как его кошелек.

Каппен Варра откинул назад смуглую голову и захохотал. Лало видел блеск его белых зубов, мерцание серебряного амулета на шее, изящный силуэт его головы на фоне игры света и тени в трактире. Темные фигуры позади него обернулись на звук громкого смеха, но тут же снова вернулись к своим обычным темным-темным делишкам.

— Не хотелось бы мне спорить с коллегой-художником, — сказал Каппен Варра, — но мне твоя жена напоминает носорога! Помнишь, как тебе заплатили за оформление фойе у мастера Регли, и мы пошли отметить это дело в «Зеленый Виноград»? Я видел ее, когда она пришла за тобой… Тогда я понял, почему ты так много пьешь!

Менестрель все смеялся. Лало посмотрел на него с внезапной злостью.

— Имеешь ли ты право насмехаться надо мной? Ты еще молод. По-твоему, нет ничего страшного в том, что ты стряпаешь свои песенки по вкусу этих блох подмышкой у Империи, ибо ты хранишь истинную поэзию в сердце своем вкупе с лицами красивых женщин, для которых ты когда-то творил! Однажды ты уже заложил свою арфу за кусок хлеба. Когда достигнешь моего возраста, ты продашь ее за глоток спиртного и будешь сидеть и плакать, поскольку мечты все еще живы в твоем сердце, но слов для них у тебя уже не осталось.

Лало нащупал свою кружку, осушил ее и поставил на изрезанный стол. Каппен Варра тоже выпил, смех на мгновение исчез из его синих глаз.

— Лало, ты неподходящий компаньон для пьющего человека! — сказал наконец менестрель. — Я кончу дни столь же печально, как и ты, если застряну здесь! — Он встал, вскинул футляр с арфой на плечо и расправил складки плаща. — «Эсмеральда» вернулась в порт из Илсига — пойду-ка узнаю, какие новости она привезла. Доброй ночи, мастер Портретист, наслаждайся свой философией…

Лало остался на месте. Ему бы тоже следовало уйти, но куда? Дома ждала очередная стычка с Джиллой. Он начал рассеянно рисовать на столе, размазывая испачканным в краске пальцем винную лужицу. Его память постоянно возвращалась к прошлому, когда они с Джиллой жили ожиданием золотого дождя, который прольет на них Санктуарий. Он вспоминал, как они планировали, что станут делать с богатством, которое непременно должно было на них обрушиться, когда рэнканская аристократия признает его талант. Какие образы нездешней красоты должны были возникнуть в его воображении, когда отпадет потребность заботиться о хлебе насущном! Но вместо этого у них появился первый ребенок.

Он опустил глаза и понял, что палец его бессознательно рисует тонкий профиль той девушки, которой Джилла была в незапамятные времена. Он ударил кулаком об стол, разбрызгав рисунок из винных клякс, застонал и закрыл лицо руками.

— Твоя чаша пуста… — глубокий голос нарушил обступившую его тишину.

Лало вздохнул и посмотрел вверх.

— Так же, как и мой кошелек.

Широкие плечи закрыли от него свет висящей лампы, но когда незнакомец повел плечами и сбросил плащ, его глаза сверкнули красным отблеском, как зрачки волка, испуганного фонарями крестьян. Лало увидел, как половой лавирует между переполненными столами, торопясь к новому посетителю.

— Это ты нарисовал вывеску на этом заведении? — спросил человек. — Я постоянно меняюсь. Если ты нарисуешь мой портрет на память для девушки, я заплачу за твою выпивку…

— Да. Конечно, — ответил Лало. Половой остановился возле их стола, и посетитель заказал кувшин дешевого красного вина. Портретист достал из кармана свиток бумаги, развернул его на столе и прижал кружкой, чтобы не сворачивался. Крышка пузырька с тушью присохла, и он вспотел, открывая ее. Наконец, он взял перо.

Он быстро набросал очертания широких плеч и курчавых волос. Затем взглянул на заказчика. Черты его расплывались, и Лало заморгал, удивляясь тому, что успел так крепко напиться. Однако пустота в желудке говорила об обратном, да и половой еще только спешил к их столу с кувшином, успев быстро пригнуться под брошенным ножом и огибая начинающуюся потасовку, умудряясь при этом не пролить ни капли.

— Да повернитесь же к свету. Если я должен нарисовать вас, мне нужно хоть немного света! — пробормотал Лало. Глаза незнакомца вспыхнули под изогнутыми бровями. Портретиста пробила дрожь, но он заставил себя сосредоточиться на форме головы и заметил, как жидкие волосы обнажают выпуклые кости черепа.

Лало посмотрел на свой набросок. Что за шутки играет с ним этот тусклый свет? С чего он взял, что у парня курчавые волосы? Он заштриховал набросок, чтобы превратить его в туманный фон, и снова начал рисовать. Ему казалось, что горящие глаза прожигают его насквозь. Рука задрожала, и он быстро взглянул вверх.

Нос заказчика потерял форму, словно пьяный гончар слишком сильно надавил пальцем на глиняный выступ. Лало уставился на свою модель и бросил перо. Лицо сидящего перед ним ничуть не походило на то, что он рисовал минуту назад!

— Уходите! — сказал он враждебно. — Я не могу сделать того, о чем вы просите — я вообще ничего не могу… — Он затряс головой и не мог остановиться.

— Тебе нужно выпить, — кувшин звякнул о стол.

Лало схватил наполненную кружку и сделал глубокий глоток, не заботясь о том, сможет ли отработать эту выпивку. Он почувствовал, как вино обжигает пищевод и желудок, искрясь вливается в кровь и отгораживает его от мира.

— Теперь еще раз попробуй, — скомандовал незнакомец. — Переверни лист, посмотри на меня хорошенько, а потом рисуй, что запомнил, и как можно быстрее.

Лало долго смотрел на необычные черты человека, затем склонился над столом. Несколько минут лишь резкий скрип пера почти заглушал шум трактира. Лало должен был уловить блеск этих странных глаз, ибо он подозревал, что, когда посмотрит вновь на соседа, ничего, кроме них, не узнает.

Но какая разница? Рисунок был готов. Свободной рукой он потянулся к кружке, хлебнул еще, нанес окончательную штриховку, перебросил лист на другой конец стола и откинулся на стуле.

— Вот, вы хотели…

— Да, — губы незнакомца изогнулись. — Все замечено, вполне сносно. Насколько я понял, ты пишешь портреты, — продолжал он. — Ты мог бы взять заказ? Вот задаток… — он положил на стол сверкающую золотую монету и тут же спрятал свои бесформенные пальцы.

Не сводя с монеты изумленных глаз, Лало осторожно потянулся к ней, словно опасаясь, что она исчезнет. Нельзя было не признать, что вся эта сцена была исключительно странной. Но золото было твердым и холодным, оно тяжело легло в его ладонь. Он сжал пальцы.

Улыбка незнакомца стала жесткой. Внезапно он откинулся назад, в тень.

— Я должен идти.

— Но заказ! — закричал Лало. — Для кого, когда?