Читать книгу "Страна ночи - Мелисса Алберт"

Мне вдруг стало любопытно.

– Значит, ты счастлива? Тебе не хочется… обрести покой?

– Покой? Где? В Сопределье мертвые могли бродить по чертогам Смерти. Могли сидеть за его столом. А если мы умрем здесь, то просто…

– Стоп, – поспешно сказала я. – Пожалуйста.

Некоторых вещей я пока не хотела знать.

– Придет время – сама узнаешь, – холодно сказала она. – А когда оно придет, попробуй стать призраком, если сумеешь. Этот мир намного лучше смерти. Мне здесь ужасно весело. Я сквашиваю молоко. Взбиваю яйца прямо в скорлупе. Выворачиваю наизнанку одежду и кидаю камешки в окно. – Она улыбнулась, и зубы у нее блеснули, словно кусочки обточенного морем стекла. – Здесь меня называют то кошмаром, то галлюцинацией, то проклятием. Они ведь в призраков не верят.

– А об убийствах ты ничего не можешь сказать? Ни намека? Можешь загадками, если хочешь.

– Умирать не так уж страшно, – язвительно проговорила она. – Даже очень приятно, только привыкнуть надо.

Она вся заколыхалась, словно вода в стакане, и начала бледнеть. Когда ее взгляд снова остановился на мне, она была уже совсем тусклой, как лампочка Эдисона. Сквозь ее шевелящиеся губы был виден весь длинный коридор.

– Еще одно. У тебя есть подруга, которая ждет смерти. Есть? – Она не стала дожидаться ответа. – Скажи ей, что я иногда с ним разговариваю. Скажи, что ей уже недолго осталось ждать.

26

Финч писал любовное письмо. Во всяком случае, он так думал.

Вернувшись в замок на высоком холме в ископаемом мире, он несколько раз обошел кругом полутемную спальню на втором этаже и только потом опасливо присел на край кровати. Достал серебряную ручку и надолго задумался.

О Нью-Йорке. О том, как в первый раз увидел Алису, об искре, переросшей в любопытство, а затем в восхищение. О том, как проваливался в кошмар и выныривал из него. О ее недоверчивых глазах, короткой стрижке и хриплом смехе, который так редко можно было услышать и который звучал лет на двадцать старше ее обычного голоса. Финч провел ручкой по чистой внутренней стороне обложки. «Я захватил замок» – эта книга первой подвернулась под руку, когда он собирал вещи, и стала единственной, которую он унес с собой из Сопределья. Чернила стекали на страницу с кончика пера и исчезали.

«Я совсем потерян», – написал он.

«Я совсем потерян и оттого делаю глупости». Слова исчезали на глазах.

И он начал писать – лихорадочно, слово за словом, глядя, как они исчезают на странице, и почти не помня, о чем писал в предыдущей строчке. Голова кружилась – в ней снова и снова всплывал образ Алисы. Вот ее лицо склонилось над письмом, и сквозь желтые волосы по-эльфийски торчит кончик уха. Вот она жадно впитывает взглядом его слова…

Закончив, он сидел с широко распахнутыми глазами – так широко, что роговица пересохла. А стоило их закрыть, как в груди вспыхивал целый фейерверк: предвкушение, тревога и какой-то сладкий ужас. Совсем как в девятом классе, когда подбрасывал девочке в шкафчик тщательно переписанное стихотворение Пабло Неруды.

– Боже мой, – прошептал он, рассмеялся сам над собой и уткнулся лицом в подушку. От подушки пахло перхотью мертвецов. Не поднимая лица, он произнес Алисино имя и тут же смутился.

Немногим раньше, в тот же день (впрочем, Финч не знал, как отсчитывать дни, когда в них помещается столько разных миров) Иоланта привела его на шестиугольную площадь и оставила там, а сама метнулась назад по улице. Вернулась с двумя бутылками несладкого шипучего лимонада и битком набитой сумкой с жирным пятном на дне, от которой шел божественный запах. Они уселись на обочине и стали есть прямо там.

– В сером мире есть не захочется, – сказала Иоланта, откусывая что-то среднее между бао и кнышем. – Смерть там пропитывает все, и еда делается похожей на черную лакрицу. И в Сопределье, в Земле мертвых, то же самое.

Финч шумно дышал широко открытым ртом, стараясь охладить его после горячего пирожка. При ее словах дыхание у него резко оборвалось.

– Погоди. Ты что, была в Земле мертвых?

– Конечно. Где я только не была.

– Это… – Невероятно, чуть не сказал Финч. Ужасно глупо. Чудовищно, если называть вещи своими именами. – Обалденно круто, – наконец договорил он. – Как же ты туда попала?

– Прошла за Женой леса. – Она взглянула на свои руки, аккуратно разламывающие кныш на кусочки, чтобы быстрее остыл. – А ты? Как ты туда попал?

Финч замер. Он никому не говорил, что бывал в загробном мире Сопределья. И не собирался об этом рассказывать. Это были черные дни, которые лучше бы не вспоминать: нигилистический период его беженской жизни в Сопределье, нескончаемая вереница отчаянных выходок, любая из которых могла закончиться гибелью.

– Я прошел за золотой нитью Ильзы, – тихо сказал он. – И туда, и обратно.

– Так я и знала. Я сразу поняла, что ты такой же, как я – тоже подошел к самом краю. – Она слабо улыбнулась и тронула пальцем его шею с полоской шрама. – По-моему, ты даже не раз бывал на краю смерти.

У нее самой никаких заметных шрамов не было, но тут Финча вдруг поразило невероятное прозрение: Иоланту, очевидно, уже не раз приходилось чинить. Он почти явственно видел трещины в ее телесной оболочке, просвечивающие насквозь.

– По-моему, ты тоже, – проговорил он и неловко отвел глаза.

После этого они ели молча. Потом Иоланта поднялась и достала ту самую книгу, которая привела их сюда.

– Приготовься, – сказала она. – С набитым животом в дверь проходить труднее.

Когда они вернулись в мертвый мир, Иоланта выбрала им обоим по комнате на втором этаже замка. Финч ожидал увидеть что-то столь же огромное и роскошное, как библиотека, но спальня навевала мысли о тесных, закопченных комнатушках тех времен, когда в каждой семье было по десять детей и все они умирали, не дожив до тридцати. Он закрыл дверь с таким чувством, как будто заживо замуровывал себя в гробнице.

Он написал письмо Алисе. Лег, встал, снова лег. Когда он выглянул в окно – круглое, незастекленное, размером в две сложенные ладони, – то увидел королевство, рассыпанное вокруг, словно повалившиеся костяшки домино. Вновь почудился какой-то обманчивый промельк – будто что-то шевельнулось вдали. Наконец Финч забрался в кровать, под одеяло, уверенный, что все равно не уснет.

Когда он проснулся в холодном поту, серый свет вокруг был все тем же. Сам он лежал так, словно все это время крутился в кровати, как стрелка на часах. Одеяла свалились на пол.

Во сне он летал над Сопредельем, над землей, испещренной морщинами, как поверхность глобуса. Он видел, как русалки выбрасываются на берег под грустную песню о несчастной любви, видел, как рухнул последний замок. Возможно, это был просто сон. А может быть, он и правда видел последний вздох этого мира. Все еще на грани между сном и явью он написал Алисе второе письмо. То ему казалось, что он разговаривает сам с собой, то – что она тут, рядом. Какому из этих чувств доверять, он не знал.