Читать книгу "По образу и подобию - Ната Чернышева"

Семь двадцать на терминале. По-прежнему ни одного звонка от мамы. Видно, на Юге всё не так уж хорошо идёт у ССВР*, раз операторов держат в режиме трёхдневной тишины. Могут, кстати, продлить до шести дней и даже до девяти…

*ССВР — Страны Северо-Восточного Региона, на территориях которого находится Институт Экспериментальной Генетики. Иногда говорят — Союз ССВР.

Алёна прошлась по палате. Несколько раз поджигала ладонь и гасила снова. Контроль вернулся, огонь подчинялся легко, как раньше. Даже ещё легче. Наверное, если пройти аттестацию сейчас, индекс Гаманина будет ещё выше, чем пять и два. А потом девочка из любопытства и от нечего делать открыла шкаф и увидела там свою одежду. То есть, всю одежду, включая куртку.

До утреннего обхода оставалось полтора часа.

А полтора часа — это много.

Очень много.

Если шевелиться.

Алёна не пошла домой, справедливо решив, что уж там-то её будут искать в первую очередь. Кроме того, она злобно бросила терминал под кровать, потому что так найти её было намного сложнее. Поначалу она шла спокойно, как будто имела на это право. Поиски ещё не начались, поэтому все встречные телепаты пока что не были врагами. Но они могли запомнить, куда это девочка направилась. И потому Алёна очень долго петляла по паркам, переходя с уровня на уровень, забираясь в совсем незнакомые дебри. Ранним утром здесь почти никого не было, кроме рабочих из парковой службы. Но рабочие на неё и не смотрели…

На самом деле, она ошибалась, рабочие с третьим телепатическим рангом замечают всё. Это ты их не видишь, считая обычной обслугой. А они тебя как на ладони рассматривают, если надо, и замечают буквально всё. Но не было ещё команды, и потому садовники не обращали на одиноко бредущую по каким-то своим делам девочку внимания.

Родившийся план был простым и чётким: спрятаться где-нибудь до осени и дождаться ухода «Ковчега». Не будут же они задерживать старт экспедиции из-за одной девчонки? И ребёнку они ничего не сделают, Роза не даст. И Тим тоже им не даст. А потом можно придти с повинной. Ну, обругают. Ну, может, в тюрьму даже посадят. Не страшно, из тюрьмы потом можно выйти. Главное, остаться на Земле. Рядом с Тимом и рядом с ребёнком. На одной планете с ними.

Единственным слабым звеном великолепного плана оставалось место, где можно было скрытно прожить всё лето и часть осени…

Ноги сами принесли к озеру с подлеталками. Долго сидела на берегу, не в силах сдвинуться с места от дикой усталости. Не телесной усталости, а душевной.

Смотрела на воду, вспоминала, как резвились здесь с Халькой Мальсаговой, с друзьями из группы, и как всё солнечно, весело было тогда. А сейчас даже погода не радовала: сыпался холодный летний дождик вперемешку с мокрым снегом, низкие тучи цепляли лохматыми животами скалы, поверхность озера рябила, отражая свинцовую серость неба. Ёлки растопыривали вечнозелёные лапы, но их зелень тоже как-то потускнела, смазалась. Лишь пролески, которых стало ещё больше за прошедшие пару дней, оставались единственным ярким цветом в окружающей безнадёге.

— Привет, — рядом уселась Халька.

Как чёрт из коробочки выскочила! Алёна не услышала шагов.

— Ты откуда здесь? — изумилась она. — За мной следила, что ли?!

— Да ну, — Халька длинно сплюнула в озеро. — Так просто… пришла…

— Попрыгать?!

Мальсагова мотнула головой. И то. Прыгать под дождём было неохота. Вообще неохота было прыгать, даже если бы солнце светило. Настроение не позволяло.

— Чего мне визит не кинула? — спросила Алёна.

— Терминал посеяла, — объяснила Халька. — На следующий год взойдёт.

А Алёна вдруг поняла, что терминал Мальсагова могла оставить дома по той же самой причине, что и сама Алёна. Чтобы не добадывались. Чтобы не нашли, во всяком случае, сразу. Уж какие у Хальки-то могли быть проблемы… Все возможные неприятности, по сравнению с собственными, казались Алёне чем-то, совершенно не стоящим внимания. Но она не стала подкалывать подругу, просто вздохнула.

— Чего случилось? — спросила Халька.

— Ничего, — буркнула Алёна.

— Ага, ничего. Потому-то ты и ревёшь.

— Кто ревёт? — возмутилась Алёна. — Это просто дождь!

— Дождь так дождь, — не стала спорить Халька.

Она подобрала камешек, смяла его и выгладила в плоскость, затем ловко швырнула в озеро. Камешек полетел, подскакивая. Алёна насчитала двадцать три прыжка. Сама она так и не выучилась бросать камни, они тонули максимум после одного подскока. Ну, двух.

— Халя, — сказала Алёна, и губы запрыгали. — Я в заднице. В полной.

— Новость, — хмыкнула Мальсагова.

— Ты не понимаешь, — всхлипнула Алёна, и разревелась.

Рыдала, била кулаками землю, которая вскоре спеклась в стеклянистую корку, и снова рыдала. Сквозь всхлипывания рассказывала, что случилось. Халька слушая, проявляя поистине адово внимание.

— А я тебе всегда говорила, что телепаты — дерьмо, — хмуро сказала Мальсагова. — И что делать собираешься?

Алёна рассказала про План. Спрятаться до осени…

— Эх, жаль, я вместо тебя на «Ковчеге» уйти не могу! — с завистью выговорила Халька. — Такая возможность, блин! Может, перестанешь дуру-то валять, а? Ну, подумаешь, ребёнок. Не один же он здесь остаётся. А ты потом новых родишь.

— Иди ты в пень! — Алёна вскочила, задохнувшись от бешенства.

Как это — новых родишь?! С ума она сошла, Халька? «И ты не лучше, — сердито отчитал внутренний голос. — Доверилась подружке. Нашла кому!»

— Ладно, не кипишись, — примирительно сказала Халька, поднимаясь и отряхивая брюки. — Я так, болтнула по дури… Как-то нелепо всё. Не верится. Ты, и — ребёнок вдруг.

Алёна пожала плечами. Ей самой не верилось ещё. Но незримые нити к тому безымянному, кто боролся сейчас за жизнь в репликаторной колбе, уже протянулись. Она, Алёна, была теперь не одна. Точка.

— Тебя найдут, — убеждённо сказала Халька. — Не спрячешься ты нигде. Они носом землю рьггь будут, а найдут. Ты институтских не знаешь.

— Ты будто знаешь, — недоверчиво фыркнула Алёна.

— Да знаю уж, — повела плечом Халька, но объяснять ничего не стала.

Подняла, выправила ещё один камешек, запульнула его в озеро. Чпок-чпок- чпок… Двадцать два раза…

— А у тебя что случилось? — спросила Алёна.

Мальсагова пожала плечами.

— Мои предки оказались идиотами, — сообщила она, подбирая ещё один камень. — А этот диагноз несовместим с жизнью. Фатально. Жаль, меня на «Ковчег» не возьмут никогда… Я б улетела и не парилась.

— Я 6 тебе отдала своё место, — искренне сказала Алёна. — Только профессор Ольмезовский не согласится.

— Ещё бы он согласился, — с тоской ответила Халька, и снова кинула камень в воду. Чпок-чпок… Тридцать раз.