Читать книгу "Снежинки на его трицепсах - Стелла Грей"

Пусть Алиса и не ответила на мое предложение начать отношения, но я прочел ответ в ее глазах, потому что когда женщина кормит тебя супом с ложки, так как из-за перевязок ты не можешь держать приборы, наверное, что-то это значит.

Утром двадцать девятого декабря, когда Алиса еще не пришла, в палату заглянул он. Тот самый ФСБшник Рогозин, который вел мое дело.

Этого гада я до сих пор не любил, хоть Алиса мне и рассказала, что все изначально было “понарошку”.

— Доброе утро, Данила Сергеевич, — поприветствовал он. — Я тут с бумагами. Нужно ваша подпись.

— Доброе, — отозвался я. — Что за бумаги?

— Да так, ничего особенного. Протоколы, акты, согласие на добровольную помощь, а также заявление, что не имеете к нам претензий за арест счетов.

Мои брови невольно поползли наверх. Это он сейчас пошутил?

— Серьезно думаете, что я это подпишу? Да у меня вал претензий.

ФСБшник устало вздохнул.

— Думаете, у вас есть выбор? Просто подпишите, и на этом разойдемся миром.

Он сел на стул для посетителей и протянул мне папку с делом: — Вот, ознакомьтесь. Вам, как участнику, будет интересно.

Медленно открыв титульник, я обнажил первый лист и вчитался в имена, а после поднял удивленный взгляд на следователя:

— Отец Вероники? Серьезно? Вся охота была на него?

— Да, — подтвердил мужчина. — И, к сожалению, ничего не получилось. Он слишком большая шишка и сумел отмазаться, скинув все на Куйбышинского. Доказательств против Вронского у нас так и нет.

— Выходит, все зря?

— Нет, — покачал головой Рогозин. — Мы все же обнаружили крупную сеть по отмыванию доходов из-за рубежа. Задержали вашего бывшего бухгалтера в Питере в одном из подпольных казино. Я так понимаю, вы не знали, что он игроман и все доходы сливал в рулетку. Так вот вам будет наверняка интересно, что такую же сеть казино и наркоторговли под руководством Куйбишинского мы нашли в Мурманске. И тот самый океанариум злоумышленники хотели сделать одной из будущих точек, но под прикрытием модного стриптиз-клуба. Было бы очень удобно для сбыта. Убитая директриса состояла в доле будущего бизнеса, и все шло по плану, пока не вмешались вы со своим другом Артемом. Чтобы он вам не говорил, но пару угроз она от него получила, испугалась и решила, пока не поздно, просить помощи у вас. Чтобы вы отозвали своего однокурсника. Она даже приготовила папку с бумагами, которыми собиралась откупиться, но Куйбышинский узнал обо всем раньше. Марину Петровну убрали, а вот папку с документами так и не нашли…

— Поэтому стреляли в меня, — догадался я. — Решили, что я успел забрать доказательства.

— Именно так. Мы уже допросили обвиняемых, они подтвердили эту версию.

— Только я ничего не получал. Где тогда документы?

Я уставился на Рогозина в ожидании, а по лицу следователя расползлась ехидная улыбка.

— Директриса ее спрятала. В вольере у моржа. Нашим спецам пришлось повозиться, чтобы отобрать папку у зверя. Поверьте, когда туша в полтонны лежит на важных уликах, ее не так-то просто сдвинуть.

В памяти всплыли детали разговора с Мариной Петровной буквально за полчаса до смерти. Ведь еще тогда мне показалось, что ее голос странно звучал, отражаясь зхом, будто из бассейна.

Выходит, я не ошибся с выводами. Покойная действительно нашла надежное укрытие для бумаг Я полистал папку с делом до конца, а после попросил у следователя ручку.

Подписал все, что нужно, и на душе неожиданно стало легче. Будто что-то опасное в моей жизни закончилось.

— Выходит, теперь мне все вернут? — спросил я.

— Да. Вас можно снова считать богатым человеком.

— А Вронский? Думаете, он не будет мстить’?

— Ну, он же не идиот, в самом деле, — убедил Рогозин. — В ближайшие полгода этот человек будет очень аккуратен, а мы будем продолжать работать. Так что отдыхайте, Данила Сергеевич. С наступающим!

Глава 26

Алиса Селезневская.

Я ждала его у выхода из больницы.

Данила ходил к заведующему отделением, благодарил, дарил новогодний презент.

Так вышло, что выписали его только тридцать первого, в самый суетной день в году.

И еще продержали бы, но он категорично отказался встречать Новый год в больничной палате.

Зная, что дома ничего не готово к празднику, Даня решил забронировать нам столик в каком-то дорогом ресторане. Но мест не оказалось — все было зарезервировано давным-давно.

Он расстроился, а мне стало стыдно, что не озадачилась украшением квартиры.

Все мысли были о том, как там этот несносный Ворошилов. К тому же, позвонили из клиники — раненый песик пришел в себя, и ему нужен был уход. Конечно, забрала Жорика домой. Имя ему придумывать не пришлось: малыш много и часто ел, откликаясь на ласковое “ну ты и обжорка” счастливым заливистым лаем.

Я очень переживала, как отнесется к новому жильцу Данила. Даже думала не признаваться, пока он домой не вернется, а там сюрпри-и-из. Но в первый же вечер, вернувшись из больницы, нашла вокруг Жорика пять надъеденных тапок и поняла, что этого парня не скрыть…

Дане признавалась, заранее готовясь к обороне. Помнила еще, как он о Гоше отзывался. Животных нужно очень любить, чтобы прощать им хулиганство, а если скрипеть зубами и терпеть — не выйдет ни дружбы, ни понимания… И моей любви хватило бы на всех, только бы не гнали на улицу…

В общем, я пребывала почти в панике, проговаривая тихое: — Я задержалась, потому что проспала. Представляешь, Жорика тоже выписали…

— Кого? — Даня нахмурился.

— Того щенка, — я замялась, отвела взгляд, подбирая слова.

Но Даня удивил. Сказал спокойно:

— Так и знал, что заберешь его, — усмехнулся беззлобно, покачал головой. — Жорик.

Надо же… За что ты его так?

— Много ест. Ну и… вот. Так ты не против? — поразилась я, еще не понимая, что приготовленные заранее уговоры можно опустить.

— Только “за”, - улыбнулся Даня, протягивая мне руку. Я вложила в его ладонь свою.

— Этот собакен спас мне жизнь, Алиска. Если бы не твоя жалость и ненормальная доброта, то… пришлось бы туго.

— Не говори так, — я нахмурилась. — Давай не будем больше к этому возвращаться?

— Давай, — он заулыбался еще шире.

Красивый такой, хоть и щетинистый весь. Глаза лучатся счастьем, заряжают теплом. Смотрю на него и наглядеться не могу.

— Расскажи о нем, — говорит вдруг Даня.

И я теряюсь. Потому что ни о ком, кроме него, не хочу ни думать, ни говорить.

— О ком?