Читать книгу "Стамбульский реванш - Ольга Карпович"

«Кроме того, хочется заметить, что спектакль поставлен из рук вон плохо. Такое ощущение, что декорации художник-постановщик купил за бесценок на Центральном рынке. Режиссура беспомощная, актерам нечего играть. В результате они просто мечутся по сцене, завывают и таращат глаза, как будто их скрутила кишечная колика. Исполнительница роли Лолиты, может, и желает видеть себя юной девочкой, однако из зала эта дородная, уставшая от жизни женщина производит впечатление, прямо скажем, устрашающее.

Единственный, кто нарушает этот слаженный хор безвкусицы, это актер Альтан… исполнитель роли Гумберта. Не покривив душой можно сказать, что на сцене он великолепен. Ни грамма фальши, очень точное попадание в образ. Тем ярче и непростительнее воспринимается его извращенная страсть. И тем острее встает вопрос: не в том ли был и режиссерский замысел спектакля? Намеренно смазать и удешевить всю постановку, чтобы сосредоточить все внимание зрителя на больном, порочном негодяе-растлителе?

Кто ответит за развращение наших детей, младших братьев и сестер? И неужели общественность и дальше будет молчать?»

Предваряла статью яркая, сразу притягивающая глаз карикатура. Сцена театра изображена была на ней как арена цирка. Все задействованные в спектакле актеры выведены в роли клоунов. Дебелая Лолита в детских гольфиках, натянутых на гипертрофированно полные ноги, и с крапчатым гигантским бантом на голове, разъезжала по сцене на самокате. Куилти с клоунским носом и в огромных башмаках проливал потоки слез, держась за круглый живот. Шарлотта Гейз жонглировала пачками купюр, очевидно, отнятых у доверчивых зрителей. А посреди всей этой вакханалии на воздушном шаре парил Альтан-Гумберт, с выбеленным лицом, трагически сведенными намалеванными бровями и в скоморошьем колпаке. Художнику удалось удивительно передать сходство с реальным актером, но так усугубить все его характерные черты, что вид у Гумберта получился нелепым и зловещим одновременно.

Виктория снова пролистала все открытые на экране компьютера вкладки. Когда-то, заразившись идеями личностного роста, она прошла онлайн-курс по продвижению контента в соцсетях. И теперь вынуждена была признать, что ее дипломная работа хоть и опоздала на пару лет, однако удалась на пять с плюсом. Спектакль «Лолита» был отыгран уже четыре раза. И за это время статья, написанная ею в ночь премьеры и снабженная иллюстрацией Аси, обошла весь турецкоговорящий интернет. Сначала мелькала в фейсбуках и инстаграмах деятелей культуры. В них Виктория и не сомневалась, эти стервятники, оскорбленные чужим успехом, просто обязаны были накинуться на любой плохой отзыв о нашумевшем спектакле. Затем статейка разбрелась по блогам просто модных личностей, считающих себя обязанными следить за всеми новинками в области искусства. Скандал ширился, рос, обрастал подробностями. И вот теперь о неком полупорнографическом спектакле, с оскорбительными целями поставленном некой группой злоумышленников, говорили буквально все. Мамаши несовершеннолетних дочерей бились в конвульсиях, утверждая, что режиссер напрямую призывает к совращению их крошек. Тут же подняли и сплетни о личной жизни Альтана, принялись со смаком перетирать скользкие подробности, выискивать, не было ли среди многочисленных пассий Альтана малолетних.

Худрук театра сначала гордо молчал. Затем дал интервью, в котором попытался объясниться. Но это привело только к новому витку шумихи. Папарацци объявили на Альтана настоящую охоту. Подкарауливали его на выходе из дома, снимали каждый шаг. Как Виктория и ожидала, все те дамочки, что еще недавно признавались актеру в любви, теперь охали и ахали: «Как же так? Поверить не могу, что он оказался таким гнусным типом. Так умело маскировался под порядочного человека».

Всего этого, впрочем, было недостаточно. Громкая склока могла пойти спектаклю только на пользу. Пора было наносить следующий удар, также заранее подготовленный Викторией совместно с Мустафой. Сегодня с утра у театра собралась толпа негодующих. Костяк ее был сформирован заранее, оплачен и снабжен транспарантами с броскими лозунгами. Остальные присоединились сами. Зеваки, распаленные скандалом бывшие фанатки и обычные любители поучаствовать в любой шумной заварушке.

– Позор! Позор! – скандировала толпа. – Требуем запретить спектакль! Прекратите развращать нашу молодежь!

Виктория, наблюдая за разворачивающейся по ее замыслу катастрофой, испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, она не могла не поздравить себя с тем, что за долгие годы отлично изучила Турцию, прекрасно знала, на какие жать кнопки, чтобы завести народ, и виртуозно использовала эти знания в своих целях. С другой… От того, как легко ей все удалось, на душе было неспокойно. Ведь Альтан и в самом деле блистал в спектакле. Пусть постановка была топорной, другие актеры чудовищны, музыка слабая, а декорации отвратительные, одного его таланта хватило, чтобы вытащить весь спектакль. Имела ли она право из-за своей жгучей обиды, из мести за растоптанную жизнь губить дарование такого большого артиста? Да и от одной мысли о том, каково сейчас ему, становилось больно где-то в груди.

Однако же предаваться рефлексиям было некогда. Пора было наносить последний удар.

– Пожалуйста, разойдитесь! Ваш протест услышан. Отправляйтесь по домам, – кричали в мегафоны полицейские.

Но на собравшуюся возле театра толпу их увещевания не действовали. Многоликая, пестрая, она так и пылала негодованием. Хотя Виктория была уверена, что многие из митингующих еще вчера и не знали ничего об Альтане и в театре в последний раз были лет десять назад. Просто разгоревшийся скандал завел и увлек всех, как это обычно и бывает.

Транспаранты поднимались все выше. На одном из них Виктория сквозь окно машины успела разглядеть увеличенную карикатуру, ту самую, нарисованную Асей.

– Мы не уйдем, пока этот позорный спектакль не снимут с репертуара! – выкрикнул кто-то.

Затем машина завернула за угол и остановилась у служебного входа в театр. Мустафа пока продолжал говорить по телефону.

– Веселый не объявлялся? Ничего, я чую, что недолго осталось ждать. Скоро выйдем на него.

– Все ловите своего недруга? – спросила Виктория, уже привычно пряча лицо под никабом.

– Какой там недруг? – брезгливо поморщился Мустафа. – Так, слизняк, возомнивший себя слишком хитрым, чтобы отдавать долги.

Худрук на этот раз был бледен. Метался по кабинету и дергался от каждого резкого звука.

– Я уверен, что эта шумиха сыграет нам даже на руку, – неубедительно блеял он, явно заискивая перед Мустафой и директором фонда. – Я добьюсь публикаций в западной прессе. Мы поднимем на смех косность турецкой публики…

– Это вы моральные ценности называете косностью? – вальяжно осведомился Мустафа.

И от прозвучавшей в его голосе угрозы Виктория едва не вздрогнула. Все же не стоило забывать, кем на самом деле был этот милый любезный хозяин приютившей их с Асей виллы.

– Но вы же сами хотели провокационную постановку… – бормотал худрук.

– Лично я в искусстве не разбираюсь, – отрезал Ремзи Давутоглу и стукнул по столу волосатым кулаком. – Может, на вас зря ополчились, а может, вы и правда порнографию показали. Мне дела нет. Но чтобы вокруг фонда возня началась, мне не нужно. Так что на этом мы с вами прекращаем сотрудничество.