Читать книгу "Безмолвие - Джон Харт"

– Бабушка…

Кри открыла рот и почувствовала вкус земли.

Это история. Это жизнь.

– Не это. Только не это.

Но она уже испытывала это раньше – тысяча снов в тысяче ночей. Тогда, как и теперь, страх проникал глубже, и Кри вскрикивала во сне. Она слышала себя во сне, и вот такой была ее жизнь в нем: настоящее и прошлое, вымышленное и невидимое. Давясь страхом, она посмотрела вниз и увидела людей на болоте. Было темно, но полицейских было легко узнать по тому, как они стояли, а труп – по неподвижности. Мужчина умер, и смерть его не была легкой. Ей снились переломанные кости и крики, но было во сне не только плохое. Она видела человека, отдельного от других, и знала, что это Джонни Мерримон. Он был уже в миле от остальных и шел на восток, тихонько напевая себе под нос, и мягкий свет шел вместе с ним. Она слышала двигатели и гудки. Как всегда после снов о болоте, болела голова.

– Мам, – позвала она не особенно настойчиво. Сон уже уходил, и вместе с ним страх. Кри знала, что ночные картины потускнеют и сотрутся, как старая печать, и в альбоме путаных снов станет одной страницей больше. Так она об этом думала. Ей не хотелось видеть сны. Она не просила хоронить ее живьем, пугать, раздевать догола. Единственное хорошее, что случалось в них изредка, это те моменты, когда ей слышался голос бабушки. Столько лет прошло с тех пор, когда они разговаривали, касались друг друга или делили на двоих простые житейские радости… Кри боялась, что когда-нибудь позабудет, как выглядела бабушка и что ее сухая кожа пахла корицей и высушенной солнцем травой.

Свесив ноги из-под простыни, Кри натянула джинсы и рубашку, собрала на затылок и заколола металлической заколкой волосы. Лицо в зеркале преобразилось странным образом: нос как будто сплющился, глаза потемнели, опустились глубже и сделались жесткими. В какой-то момент лиц получилось два – одно над другим, – но это ощущение быстро прошло. Слишком много от сна, подумала она. Слишком много странного.

Выйдя в коридор, Кри услышала работающий в кухне телевизор. Приглушенный звук, зернистая картинка. Мать неподвижно сидела за маленьким столом, накрытым листом пластика с отколотым уголком. Старые тапки, заношенный домашний халат. В руке сигарета с двумя дюймами пепла на кончике. На столе – наполовину пустая бутылка водки.

– Кончено, – негромко сказала она при виде дочери и, стряхнув наконец пепел, затянулась. – Он умер. Все кончено.

– Ты о чем?

Кри опустилась на стул, и мать показала на телевизор.

– Уильям Бойд умер. В новостях об этом все утро говорят.

Кри повернулась к телевизору и увидела рекламу вафлей.

– Сколько тебе надо выпить?

– Немного. А что такое?

– Есть другие средства…

– Какие другие средства? – взорвалась мать. – Наша апелляция – политическое дело! Просто так за нее ни один адвокат не возьмется. Ты же сама знаешь. Мы все фирмы перепробовали, и над нами только смеялись. Ты же помнишь.

– Мы можем самостоятельно собрать еще денег.

– Для адвокатов, у которых час стоит пятьсот долларов? Вот уж нет. – Она горько рассмеялась. – Все кончено. Мы проиграли.

– Ты как себя чувствуешь?

– А ведь оставалось совсем немного…

Она показала на пальцах, большом и указательном, сколько оставалось – примерно полдюйма. Если б они выиграли дело, Бойд заплатил бы за землю миллионы. Много миллионов. Мать Кри мечтала об этих деньгах и хотела съехать из жалкой, с картонными стенами квартиры в торчащей грязной иглой высотке. Купить дом с двориком. Отправить дочь в колледж. Простые, обычные мечты, в которых не было места жадности. Кри и сама хотела для себя того же, но только попозже. Сначала она хотела пожить в Пустоши. Может быть, годы, если потребуется. Из детства остались вопросы, воспоминания о выученных через боль уроках. Такие вещи должны что-то значить. А иначе зачем эти навязчивые сны, эти видения со старухами?

– Расскажешь? Теперь-то ты расскажешь?

– О том месте? – Мать посмотрела на дочь налитыми кровью глазами. – О тех безумных старухах? Вот уж нет. Не хочу и не буду.

– Но это же и моя история. Я имею право знать.

– Знать о чем? О жизни в грязи? Почему я ушла оттуда? Разве я не извинилась за то, что отправила тебя туда? Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это двигаться дальше.

– Куда? К бутылке? К четырем мужьям?

– Я всегда говорила, что это место для нас – деньги, и ничего больше. А ты слишком молода, чтобы судить.

– Там есть что-то особенное. Я чувствую.

– Нет, дочка. – Мать затушила сигарету, и на ее руках проступили десятки бледных шрамов. – Нет там ничего особенного.

* * *

Едва проснувшись, Джонни почувствовал: его ищут – с десяток недовольных, злых людей. Их злило все – грязь, жара, насекомые. А больше всего они злились из-за прошлой ночи. Джонни был у них в руках, и ему дали уйти. Теперь они имели сердитого шерифа, сотню вопросов и мертвого миллиардера.

Ни первое, ни второе, ни третье Джонни не волновало.

Он развел бездымный костер и приготовил завтрак, а когда закончил, залил угли и сосредоточился на поисковой группе.

Они заблудились.

Четверо сбились с пути в двух милях к востоку: выбранная тропинка привела их в торфяное болото, где они и застряли по пояс в воде. Еще трое с самого утра брели по кругу. Ближе других подобрался шериф с четырьмя помощниками, но и эта группа увязла в топи и отклонилась от курса.

Потом появился вертолет. Летчик работал методично, проходил по квадратам с востока на запад, но Джонни построил хижину под деревьями и оставлял мало следов. Может, они заметили поленницу или край плоскодонки, но в этом Джонни сомневался. Где не было воды, там стоял лес, а лес свои секреты скрывает хорошо.

Конечно, Джонни не питал иллюзий относительно итогового результата. Бойд был человеком богатым и влиятельным, а такие люди не тонут, не оставив кругов. Рано или поздно с шерифом придется поговорить, и приятным разговор быть не обещал.

А вот это забавляло.

Группу шерифа Джонни выслеживал три часа. Скрытно наблюдал за их мучениями, готовый, если повернутся в его сторону, исчезнуть без следа. Для них он так и остался бы тенью за деревьями. Но его никто не увидел.

Джек прибыл в полдень, и Джонни почувствовал его секунд за десять до того, как у шерифа пискнула рация.

– Шериф, это Кларк. У нас здесь Джек Кросс, как вы и просили.

Клайн утер ладонью потное лицо, проворчал под нос что-то вроде самое время и ткнул пальцем в кнопку.

– Задержите его. Мы идем к вам.

* * *

Для Джека это был кошмар: газетчики и копы, задержание и препровождение к машине, поездка к старой церкви, где его высадили и приказали ждать.