Читать книгу "Философия в будуаре, или Безнравственные наставники - Маркиз Де Сад"

Но поскольку все эти предположения недоказуемы, надо раз инавсегда признать невозможность уничтожения творений Природы, и, следовательно,когда мы предаёмся убийству, мы лишь варьируем формы, а не сокрушаем жизнь. Этопревыше человеческих сил - доказать, что преступлением является умерщвлениеживого существа, какого бы возраста, пола или вида оно ни было. Вереницаумозаключений, вытекающих одно из другого, позволяет сделать вывод, что, тасуяобличья различных творений Природы, мы лишь приносим ей пользу, поставляя темсамым исходный материал для реконструкции - дела, которое бы пострадало, еслибы вы сторонились убийства.

Но вам возразят - пусть Природа занимается убийством.Правильно, мы должны предоставить это ей, но ведь человек, совершающийубийство, следует велениям Природы. Именно она вдохновляет его, и человек,который убивает себе подобного, является для Природы тем же, что чума или голод,которые посланы её рукой, ибо она использует любое средство, чтобы, с помощьюразрушения, скорее добыть исходный материал, столь необходимый для её трудов.

Соблаговолим же осветить глубины нашей души священным огнёмфилософии:

разве не голос Природы повелевает нам ненавидеть, мстить,воевать, словом, делать всё то, что ведёт к непрекращающимся убийствам? Но разона толкает нас на убийства, значит она в них нуждается. В таком случае, как мыможем считать себя виновными по отношению к ней, если мы просто ей повинуемся?

Этого более чем достаточно, чтобы убедить всякогопросвещённого читателя, что убийство не может являться надругательством надПриродой.

Но можно ли считать убийство политическим преступлением? Намследует признать, что, напротив, оно - увы, одно из главных орудий политики иполитиков. Разве не благодаря убийствам Франция стала сегодня свободной?

Естественно, мы говорим здесь об убийствах на войне, а не орезне, совершаемой заговорщиками и мятежниками, на которых обрушиваетсяпроклятие народа и о которых вспоминают лишь для того, чтобы поддерживать гневи негодование по отношению к ним. Какое учение, какая наука нуждается вубийстве больше, чем политика, которая стремится лишь к обману, чьяединственная цель - экспансия одного народа за счёт другого? Разве войны,единственные плоды политического варварства, являются чемлибо иным, нежелисредством, питающим, укрепляющим и поддерживающим народ? И что же такое война,как не наука уничтожения? Удивительная слепота находит на человека, который открытообучает искусству убивать, награждает тех, кто в этом искусстве преуспел, нокоторый наказывает того, кто по какой-либо причине разделался со своим врагом!Разве не пришло время покончить с этими дикими заблуждениями?

Является ли тогда убийство преступлением перед обществом?Разве можно это себе представить? Какая разница для этого кровожадногообщества, будет ли в нём одним членом больше или меньше? Пострадают ли от этогоего законы, обычаи и нравы? Разве смерть одного человека влияла когда-нибудь наобщую массу? А после потерь, понесённых в крупном сражении... да что там? -после истребления половины человечества, или, если вам угодно, всех жителейземли, за исключением небольшого количества оставшихся в живых, разве будетзаметно хоть какое-либо изменение порядка вещей? Увы, нет. И Природа не заметитничего, и глупое тщеславие человека, который возомнил, будто всё вокруг созданоради него, будет поистине повержено после полного уничтожения человеческогорода, и будет видно, что в Природе ничего не изменилось, и полёт звёзд неприостановился. Но продолжим.

Каким должно быть отношение к убийству в воинственнонастроенной республике?

Было бы опасно порицать или наказывать за убийство.Республиканский дух взывает к некоторой жестокости, ибо если он слабеет, еслисила покидает его, то он будет покорён во мгновение ока. Тут у меня появляетсявесьма странная мысль (и если она дерзка, то значит она верна), и я изложу её.Народ, который начинает своё существование с республиканского правления, можетвыжить только благодаря добродетелям, потому что, дабы достичь большего, надовсегда начинать с меньшего. Но народ, уже древний и дряхлеющий, который отважносбрасывает с себя ярмо монархии, для того чтобы принять республиканскую формуправления, сможет продержаться только благодаря преступлениям, ибо он ужепреступен, и если бы он захотел перейти от преступлений к добродетели, то есть,от насилия к миролюбию и милосердию, то он стал бы вялым и, в результате этого,вскоре погиб. Что произойдёт с деревом, если вы пересадите его с плодоноснойпочвы на песчаную иссохшую равнину? Все интеллектуальные идеи настолькоподчинены материальной стороне Природы, что сравнения, почерпнутые изземледелия, никогда нас не подведут при исследовании морали.

Дикари, самые независимые люди и наиболее близкие к Природе,ежедневно совершают убийства, за которые у них не несут наказания. В Спарте, вЛакедемоне занимались охотой на илотов, точно так же, как во Франции охотятсяна куропаток. Самые свободные народы - это те, кто сочувственно относится кубийству: в Минданао человек, пожелавший совершить убийство, возводится в рангхрабрых воинов, и его сразу украшают тюрбаном. У Карагусов необходимо убитьсемь человек, чтобы добиться чести носить этот головной убор. Жители Борнеосчитают, что все те, кого они предают смерти, будут служить им в загробноммире. Набожные испанцы давали обет Святому Якову Галисийскому убивать ежедневнопо двенадцать американцев. В королевстве Тангут выбирали сильного ирешительного юношу, которому разрешалось в определённые дни года убивать всех,кто ему повстречается! А существовал ли более предрасположенный к убийствународ, чем евреи? Это прослеживается во всех их обычаях и на каждой странице ихистории.

И опять же, китайский император и мандарины провоцируют внароде мятеж, чтобы, благодаря такой уловке, превращать его в ужасную резню.Пусть же этот кроткий и изнеженный народ восстанет против своих тиранов - и доних дойдёт очередь, а их убийство будет справедливым делом. Убийство, всегдаприемлемое, всегда необходимое, будет только менять своих жертв оно былорадостью для одних и станет праздником для других.

Множестово различных народов допускает публичные убийстваони полностью разрешены в Генуе, Венеции, Неаполе и по всей Албании в Качоа, наберегу реки Сан Доминго убийцы, не прячась и без всякого стыда, перерезаютгорло человека, на которого вы указали. Индусы принимают опиум, чтобы решитьсяна убийство, и потом устремляются на улицу, где жестоко убивают всякого, кто имподвернётся английские путешественники наблюдали этот обычай и в Батавии.

Существовал ли более великий и более кровожадный народ чемримляне? Какая ещё нация дольше оставалась великой и свободной? Бои гладиаторовразвивали в народе храбрость, и он становился воинственным благодаря тому, что изсмерти сделали игру. Арену цирка ежедневно заполняло до полутора тысяч жертв, итам женщины, более жестокие, чем мужчины, смели требовать, чтобы умирающиепадали грациозно, чтобы их успели зарисовать, пока они корчатся в предсмертныхсудорогах. Другим удовольствием римлян было созерцать, как режут друг друга накуски карлики. А когда христианский культ, в то время начавший заражать мир,стал убеждать людей, что убивать друг друга - зло, тираны сразу заковалихристиан в цепи, и недавние герои превратились в забаву для тиранов.