Читать книгу "Меценат - Михаил Бондаренко"

Весь опоясало щит из червонного золота море, Волны седые на нем взметают пенные гребни, Светлым блестя серебром, проплывают по кругу дельфины, Влагу взрывая хвостом и соленый простор рассекая. Медью средь моря суда сверкали: Актийскую битву Выковал бог на щите; кипели Марсовы рати, Всю Левкату заняв, и плескались валы золотые. Цезарь Август ведет на врага италийское войско, Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов; Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей. Здесь и Агриппа — к нему благосклонны и ветры и боги — Радостно рати ведет, и вокруг висков его гордо Блещет ростральный венок — за морские сраженья награда. Варварской мощью силен и оружьем пестрым Антоний, Берега алой Зари и далеких племен победитель: В битву привел он Египет, Восток и от края вселенной Бактров; с ним приплыла — о нечестье! — жена-египтянка. В бой устремились враги, и, носами трехзубыми взрыта, Веслами вся взметена, покрылась пеной пучина. Дальше от берега мчат корабли; ты сказал бы — поплыли Горы навстречу горам иль Циклады сдвинулись с места — Так толпятся мужи на кормах, громадных, как башни, Копий летучий металл и на древках горящую паклю Мечут, и кровью опять обагряются нивы Нептуна. Войску знак подает царица египетским систром И за спиной у себя не видит змей ядовитых. Чудища-боги идут и псоглавый Анубис с оружьем Против Нептуна на бой и Венеры, против Минервы. В гуще сражения Марс, из железа кован, ярится, Мрачные Диры парят над бойцами в эфире высоком, В рваной одежде своей, ликуя, Распря блуждает, Ходит следом за ней с бичом кровавым Беллона. Сверху взирая на бой, Аполлон Актийский сгибает Лук свой, и в страхе пред ним обращается в бегство Египет, Следом инды бегут и арабы из Савского царства. Вот и царица сама призывает попутные ветры, Все паруса распустить и ослабить снасти готова. Как побледнела она среди сечи в предчувствии смерти, Как уносили ее дуновенья япигского ветра, — Выковал все огнемощный кузнец. А напротив горюет Нил: одежды свои на груди распахнул он широкой, Кличет сынов побежденных к себе на лазурное лоно. Здесь же, с триумфом тройным вступивший в стены столицы, Цезарь исполнить спешит свой обет богам италийским, Триста по Риму всему освящая храмов огромных. Улицы вкруг ликованьем полны и плеском ладоней, В каждом святилище хор матрон и жертвенник в каждом, Пред алтарем тельцы на земле в изобилье простерты. Сидя у входа во храм Аполлона лучистого, Цезарь Разных племен разбирает дары и над гордою дверью Вешает их; вереницей идут побежденные длинной, — Столько же разных одежд и оружья, сколько наречий. Здесь и номадов народ, и не знающих пояса афров Мульцибер изобразил, гелонов, карийцев, лелегов С луками; тут и Евфрат, укротивший бурные воды, Рейн двурогий, Араке, над собой мостов не терпящий, Даги, морины идут, дальше всех живущие смертных[467].

Октавиан Август с большим интересом следил за работой великого поэта. Выступив в военный поход против кантабров, он забрасывал Вергилия письмами с просьбами и даже шутливыми угрозами, чтобы ему «прислали бы хоть первый набросок, хоть какое-нибудь полустишие из «Энеиды»[468]. В одном из ответных писем императору Вергилий лишь оправдывался: «Право, я получаю от тебя многочисленные записки. Если бы, клянусь Геркулесом, у меня было ныне что-нибудь, достойное твоего слуха, то я охотно послал бы тебе кое-что именно из моего «Энея». Однако это такая незавершенная вещь, что мне кажется, будто я приступил к такому труду чуть ли не по недостатку ума, так как ради этого труда я отдаюсь также другим и притом гораздо более превосходным занятиям»[469]. Тем не менее Вергилий представлял на суд друзей некоторые отрывки из «Энеиды», что позволило поэту Проперцию с восторгом написать:

Пусть же Вергилий поет побережье Актийского Феба, Пусть воспевает он нам храброго Цезаря флот, Он, кто брани теперь воскрешает троянца Энея И воздвигает в стихах стены Лавиния вновь. Римские смолкните все писатели, смолкните, греки: Нечто рождается в мир, что Илиады славней[470].

Лишь в 23 году поэт представил на суд Октавиана вторую, четвертую и шестую песни «Энеиды». Вергилий читал их лично, в присутствии всей семьи принцепса. Во время чтения сестра Августа Октавия потеряла сознание и ее с трудом привели в чувство. Это произошло потому, что в шестой песне (стихи 860–885) Вергилий упомянул ее недавно умершего в возрасте двадцати лет сына Марцелла[471], который был зятем и преемником Августа. Чувства матери не выдержали такого испытания.

Желая улучшить содержание «Энеиды» и лично ознакомиться с теми местами, где жили и действовали герои его поэмы, Вергилий в 19 году решил предпринять трехгодичное путешествие в Грецию и Малую Азию. Он уже давно собирался отправиться путешествовать и в 23 году даже чуть было не отплыл в Афины, о чем его друг Гораций сочинил полную иронии оду, посвященную кораблю Вергилия[472]. После завершения «Энеиды» Вергилий намеревался отойти от поэзии и полностью отдаться изучению философии, к которой питал особое пристрастие с ранней юности. Однако встретив в Афинах возвращавшегося с Востока Августа, поэт изменил свое решение, поддавшись на уговоры императора, предложившего ему вместе возвращаться в Италию[473]. Дело в том, что у Вергилия начались проблемы со здоровьем.

При осмотре развалин древнего города Мегары Вергилий получил сильнейший солнечный удар. Здоровье поэта, и без того некрепкое, стало стремительно ухудшаться. Август, очевидно, заметил это и настоял на немедленном возвращении Вергилия в Италию. На корабле, плывшем по бурному Адриатическому морю, состояние поэта из-за начавшейся морской болезни еще более ухудшилось. Тем не менее Вергилию удалось добраться до калабрийского города Брундизий, где он окончательно слег[474]. Все попытки врачей спасти великого поэта оказались бессильны.