Читать книгу "Опасный танец втроем - Дарья Кожевникова"

К Никифору Маша приехала навеселе, но голова тем не менее работала четко: как что сказать, как себя вести. Он заметил, что она расстроена — того, что она пережила, все-таки невозможно было полностью скрыть. Но Маша отговорилась тем, что повздорила с мамой.

— Машенька… Право, я огорчен. Тем более что догадываюсь о причине вашего разлада. Причиной ведь был я?

— Ерунда все это, Никифор Львович, — Маша легким поцелуем скользнула по его губам. — Остынем, помиримся. Не впервой. Вы меня к ней еще раз, денька через три, отпустите?

— Хорошо, Машенька. Раз такое дело. Я не могу видеть эту печаль в твоих звездных глазках.

— Спасибо! — улыбнулась она почти искренне. — А пока… — и сама — сама! — потянула Никифора в постель. Но сегодня ей не под силу было оставаться одной, наедине со страшными воспоминаниями. Любое общество, только бы не они! Хотя сейчас ей компанию составлял именно тот, из-за кого она их и получила, но Маша старалась об этом не думать. Боль в шее лишь подстегивала ее, и она механически, но очень рьяно выполняла свою «работу», развлекая пожилого импотента так, что у него периодически даже стоны вырывались. Страсти, не боли. Хотя моментами Маше очень хотелось, чтобы было наоборот. Старый садист, убийца! Даже если убивает не своими руками.

Но потом, когда они оба уже просто лежали в изнеможении на огромной кровати, Машу вдруг осенило: а почему убийца сказал Семену на прощание: «Привет от Просветова»? А это вообще кто такой? У Никифора ведь другая фамилия! И скрывать ее от человека, который должен сейчас умереть, не было никакого смысла! Тогда почему же прозвучал Просветов, а не Тростников?

— Машенька, — отвлекая от мыслей, Никифор поцеловал ее. — Ты сегодня превзошла самое себя.

— Соскучилась, — бросила она. — И потом, здесь хоть и не амурный климат, но зато не так жарко. Вы не находите?

— Пожалуй, ты права. — Он начал подниматься. — Сейчас я вынужден оставить тебя. Но, как я погляжу, такие разлуки идут нам только на пользу.

Маша улыбнулась ему в ответ своей фирменной улыбочкой, не тускнеющей ни при каких обстоятельствах. Потом, осененная внезапной мыслью, попросила:

— Никифор Львович, пока моя учеба не началась, может, я могла бы вам в ваших делах помогать? Хоть чем-нибудь.

— Машенька. — Он с улыбкой покачал головой. — Прости, дорогая, нет. Я не хочу тебя втягивать в свой бизнес. Позанимайся пока, освежи память перед возвращением в университет. Или съезди куда-нибудь: на массаж, в бассейн. Ты же это любишь!

Да, Маша это любила. И, отыскав у себя в вещах эксклюзивный купальник с высоким воротником, действительно съездила в спа-салон. Но сегодня даже эти процедуры не смогли полностью избавить ее от гулявшего по душе мороза. Но во время них Маша по крайней мере сумела уже полностью взять себя в руки и даже наметить план действий на ближайшее будущее. Прежде всего, решила она, надо как-то узнать имена тех убийц, которых она видела на складе. С этим вопросом можно как-то ненавязчиво подкатить к Керубино — он же обещал показать ей Тимура. Под этим предлогом, указав на интересующих ее объектов, можно узнать, кто они такие. Главное, застать их в Никифоровых владениях. А еще не шел у Маши из головы таинственный Просветов, упомянутый убийцей. Предполагалось, что Семен тоже должен был его знать. Откуда? Не иначе как из Анжелиного дневника! И, вернувшись из салона, Маша взялась его полистать, для вида обложившись своими старыми конспектами, привезенными из дома. Анжела вела дневник регулярно, делая краткие записи практически о каждом прожитом дне. Маша взялась ознакомиться с последним месяцем ее жизни. Пробегала глазами по строчкам, выискивая знакомую фамилию — более подробно знакомиться с записями убитой девушки, принятыми из рук ее убитого же отца, было слишком жутко. И действительно, натолкнулась… Клиника доктора Просветова, консультации по здоровому питанию. Анжела обратилась туда с целью сбросить вес перед отпуском. С чего Семен мог взять, что этот доктор может быть причастен к гибели его дочери? Изучал ее дневник более детально или что-то знал дополнительно, из разговоров с Анжелой? Или ни о чем не догадывался, но убийцы-то все равно упомянули именно эту фамилию. А у Маши упоминание о клинике четко ассоциировалось с ранее услышанными рассказами Глеба. О том, как именно отбираются будущие жертвы. Цепочка высвечивалась, хотя и не слишком-то ясная. Теперь Маша уже жалела, что со своей шеей отказалась обращаться за медицинской помощью: может, выяснилось бы, что Просветов — это домашний врач Никифора? Работавший на него по совместительству и в других, так сказать, отраслях медицинской науки? Впрочем, Глебу об этом должно быть известно больше, чем ей. Значит, главной целью для Маши было сейчас передать ему в руки этот дневник. Вместе с информацией о том, что Семен погиб не из-за несчастного случая, и с выведанными прозвищами его убийц. И она сделает это. Дня через три, когда Никифор снова ее отпустит, а Глеб немного окрепнет к тому времени. Как вот только сообщить Глебу все это так, чтобы ей от него не досталось при этом по первое число? И это еще мягко говоря. Маша прекрасно понимала, что он будет вне себя, когда узнает о ее самодеятельности. Но так же понимала и то, что добытая ею информация на этот раз будет крайне ценна.

Вырваться Маше удалось не через три дня — через четыре. Но она не досадовала на эту задержку, потому что как раз в последний день сумела разговориться с Керубино. И, цепенея в душе от вновь нахлынувшего ужаса, кивнуть ему через окно на молодчиков, опять зачем-то приехавших в этот дом и прохаживающихся по террасе. На тех самых, которых ей довелось увидеть мельком в окне овощного склада. Правда, сегодня их было лишь двое. Но зато один из них оказался именно тем самым Тимуром, которого Керубино и сам хотел ей показать.

— Остерегайся его, Машка, — сказал он. — Я, конечно, знаю, что ты умеешь за себя постоять. — Керубино машинально потер когда-то разбитый Машей висок. — Но этот у любой кошки когти способен вырвать. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Маша только кивнула в ответ. Она знала это гораздо лучше, чем Керубино мог себе даже вообразить. И все то время, пока Тимур ошивался во дворе, даже носа не смела высунуть из дома. А он с его напарником, как назло, все не уезжали, что-то обсуждая с более близкими Никифоровыми подручными за уличным столом, под мирно шелестящими хвоей соснами. Маша многое отдала бы за то, чтобы узнать содержание их разговоров, но так и не осмелилась приблизиться к этой компании на расстояние слышимости. Она даже в машину, чтобы ехать к маме, садилась с замиранием сердца. Прошла мимо сидящих за столом бандитов, не поднимая глаз. Хотя и знала, что в сопровождении Ворота ей ничего не грозит, но все равно, так остро врезались ей в память те минуты на овощном складе! Несколько глухих ударов и шуршание по полу оттаскиваемого, уже мертвого тела! Маша сомневалась, что сумеет забыть такое даже по прошествии многих лет. Но так же чувствовала, что вспоминать об этом будет намного легче, если убийцы получат свое, по заслугам. Те угрызения совести, которые она испытала, когда поняла, к каким последствиям привела ее драка с Перекатом, больше ее не мучили. Нет! Как сказал ей однажды Глеб, еще в школе? Когда после очередной его драки Маша помогала ему закурить, потому что он не мог сам чиркнуть зажигалкой из-за разбитой руки? Тогда, в ответ на ее ахи и сетования, он сказал ей: «Машка, жестокость — страшная штука, но она заложена в закон этой жизни». И вот теперь только Маша смогла осознать, насколько он тогда был прав.