Читать книгу "Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай"

Самюэль застыл, не зная, что отвечать. Что-то ему мешало. Он чего-то боялся.

— Ничего не случится, Самюэль. Что бы ты ни сказал, что бы ни подумал, здесь ты в безопасности. Я ничего никогда не повторю.

— Может, она, — начал он страдальческим, задыхающимся голосом, — может, она его тоже доводила? Иногда…

— Может быть, — откликнулось эхо.

— Может, он ушел, потому что не мог больше это выносить…

— Может быть.

— Мне тоже хочется иногда убежать. Далеко. Куда глаза глядят.

В зону безопасности.

— Черт! Почему я реву? — спросил он, вытирая со щеки слезу.

Спаситель протянул ему коробку с бумажными платками.

— Мой папа… — пробормотал Самюэль, вытирая мокрые глаза.

— Тебе нужно поговорить о нем с мамой.

— Нет, это невозможно, она сразу с катушек слетит. Она все, что было от него, уничтожила. Я даже имя узнал случайно, она говорила по телефону с какой-то социальной службой, которая выясняла, имеет ли она право на пособие. Мама очень нервничала, сказала, что она не потаскушка какая-нибудь, что у ее сына есть отец, зовут его Андре Вьенер. Она даже фамилию назвала, не знала, что я слышу.

— А ты не набирал его имя в интернете?

Лицо у Самюэля стало испуганным.

— Почему бы нет? Из чистого любопытства? — настаивал Спаситель.

— Да смысл? Он же чокнутый, — возразил Самюэль. — Бомж на улице или в психушке.

Спаситель молча пересел к компьютеру. Он был не так уж силен в информатике, но набрать имя в Гугле мог даже он.

— Андре Вьенер, — прочитал Спаситель. — Концерт 17 октября, в субботу, в концертном зале Лувра. В программе Шуман, Лист, Барток. Далее список концертов с датами и указанием мест.

Он повернулся и посмотрел на Самюэля. Подросток был в панике.

— Он пианист, исполняющий классическую музыку. Есть его фотография в Википедии, — спокойно продолжал Спаситель. — Ему… я бы сказал, лет сорок. На ангела не похож, но и на грубого выродка тоже. Наверняка сложная личность. — Спаситель говорил и продолжал кликать мышкой. — Много статей в специальных журналах. Много дисков. Человек с именем.

Самюэль медленно поднялся с кушетки, но все еще не решался подойти к компьютеру.

— Это не он. Просто однофамилец.

— Ты похож на него, — сказал Спаситель, встав перед подростком. — Не хочешь взглянуть?

Материнский запрет навалился на Самюэля всей своей тяжестью, приклеил его к полу.

— Мне плевать… Даже если это он. Он меня бросил.

— Возможна и другая версия. В любом случае он достижим одним кликом. Одной поездкой на поезде.

— И что? Я подойду к нему в антракте? Ку-ку, папа, это я, твой сынок, ты меня помнишь?

— А ты его помнишь?

— Я-то нет, я же был младенец.

До Самюэля мало-помалу дошло: отец алкоголик и выродок — не более чем миф.

— Мать все выдумала?

— Не обязательно. У твоей матери нелегкий характер, а твой отец мог реагировать на ее навязчивость… излишне горячо.

— Как я.

Спаситель не счел нужным сообщать Самюэлю, что деспотичность матери для него смягчающее обстоятельство.

— Даже если ты не собираешься знакомиться с месье Вьенером, — снова заговорил он, — тебе не повредит посмотреть вот сюда. Возможно, этот человек виноват перед твоей матерью и тобой. Но судя по тому, что о нем говорится… — Спаситель показал на экран, куда по-прежнему не решался взглянуть Самюэль. — Ничего позорного для тебя в таком отце нет.

Самюэль так и не смог решиться. Он был в шоке. Но пообещал Спасителю, что непременно посмотрит.

— Я не могу оставаться твоим психологом, — сказал Спаситель, — но мы можем быть друзьями.

Он написал на листочке свой личный номер телефона, протянул Самюэлю, и тот спрятал его в карман.

— Этот человек — твой отец. У тебя есть отец, — настойчиво повторил Спаситель. — Не ангел. Не демон. Человек. Кстати, его имя на греческом и означает «человек». Андрос.

Он подталкивал Самюэля к отцу. Но не обернется ли это опасной авантюрой? Кстати, об авантюрах: как там поживает Жово?

Жово старался понять, что из себя представляют обитатели дома на улице Мюрлен, где он приземлился. Старый вояка на свой лад влюбился в милую красотулю. Его трогали ее хрупкость и отвага. Глядя на нее, он вспоминал безусых солдатиков на передовой. И если удивился, что у нее дружок — чернокожий, то только в первую секунду. Такие, как Луиза, всегда выбирают не в свою пользу, выбирают тех, с кем будет нелегко. А Габен? Он что такое? Был бы хорош на военной службе, у него и рост, и плечи, не будь такой раздолбай. Такого не мешало бы малость взгреть для бодрости. Поль — малое дитятко, сынок своей мамочки, поэтому каждый волосок на его головенке священен. Лазарь хитер, как обезьянка. Нормально для негритосика, не в обиду ему будет сказано. На Алису Жово не обратил внимания, ее заслоняла от него Луиза.

Еще Жово занимал вопрос, чем станет для него подвал в доме на улице Мюрлен: надежным пристанищем на долгие годы или походным бивуаком? У кого об этом справиться? Баунти, он что, всерьез тут главный? На первый взгляд авторитет у него в подразделении нулевой. А вдруг он из тех военачальников, которые так управляют людьми, что его все только любят? Говорил же маршал Лиотэ[59]: «Я люблю, чтобы меня обожали». Вот и думай, как маневрировать с этим парнем. Это-то и был последний и самый главный вопрос.

В полдень Жово и Спаситель встретились в кухне.

— Я сварю вам кофе, шеф?

Спаситель отметил, что старый вояка встал у него на якорь. Он повесил маленькое зеркальце над раковиной, чтобы иметь возможность побриться, и купил большой кирпич хлеба и колбасу себе на обед.

— Я и бутерброд съем, — сказал Спаситель.

Он не знал, что Жово делает у него в доме, но тот обосновался — это факт. Спаситель ел и пил кофе молча. Ему нужен был островок тишины среди дня, заполненного беседами с пациентами. Жово изучал его исподтишка. Не мужик, а платяной шкаф, и при этом кроткий, как ягненок. Поев, Спаситель поднялся и скомандовал:

— Вольно!

Жово одобрительно усмехнулся. Док-психолог видит тебя насквозь, входит в мозги, как нож в масло. Вот уж кому не надо разрешать рыться в походном мешке.

Спаситель дошел по коридору до двери-границы и понял, что одной чашки кофе ему мало. Он вернулся и, войдя в кухню, увидел, что Жово закурил вонючую сигаретку.

— В моем доме не курят.