Читать книгу "Прежде всего любовь - Эмили Гиффин"

Наверху лежит реклама дома за три с половиной миллиона долларов.

– Это твоя работа?

Она качает головой.

– Нет, просто покажу дом новому клиенту.

– Ты уверена, что возьмешь Харпер? – я знаю, что в выходные она работает больше всего. – Эллен сказала, что она тоже может…

– Все отлично. Повеселитесь как следует.

– Хорошо, – я целую дочь на прощание, пытаясь не грустить и не воображать жизнь, в которой мне придется расставаться с ней каждые выходные.

Когда мы с Ноланом выезжаем из пробок Атланты, дорога становится легкой и приятной. На шоссе почти нет машин, небо яркое, голубое. На осень совсем не похоже. Деревья все еще стоят зеленые. Но жара уже кончилась, и я впервые после лета надела тонкий свитер. Нолан всегда в хорошем настроении, но сегодня он особенно много веселится, болтает, напевает и часто переключает песни в своем специальном «дорожном» плейлисте. И когда он орет «Walking on Sunshine» Катрины и «Вейвс», а потом «Wake Me Up Before You Go-Go», мне сложно не радоваться вместе с ним.

Мы планируем проехать всю дорогу и приехать на место голодными, потому что тамошняя кухня затмевает даже виды гор, но через два часа останавливаемся в «Крекер баррел», который Нолан нежно любит за еду, игру в колышки и сувенирный магазин.

Я собираюсь заказать салат с жареной курицей, но в последнюю секунду беру то же, что и Нолан, – огромную миску пельменей. Крахмала и пустых калорий. Мы играем в колышки по очереди, пока Нолан не крадет доску с соседнего стола, чтобы мы могли играть параллельно. Я дохожу до четырех колышков, а Нолан до трех, а потом и до двух. Он сияет.

– Надо чаще выбираться, – говорит он, когда приносят еду.

Я мажу маслом и без того жирную булочку и согласно киваю.

– Тебе надо уйти из этой фирмы, – говорит он.

– В смысле уволиться? – с надеждой спрашиваю я.

Он смеется и говорит:

– Нет, я имел в виду брать больше отпусков… уезжать на выходные… но можешь уволиться, если хочешь.

– Не могу. Нам нужны деньги, – я откусываю кусочек булочки.

– Не нужны. Какое слово в предложении «успешный семейный бизнес» тебе непонятно?

– Грязный, – я улыбаюсь, но на самом деле я не шучу.

Он улыбается в ответ, но кажется обиженным.

– Грязный? Ты о чем вообще? Ты считаешь, это мафия или что-то такое?

– Ладно, забудь про грязный. Просто… иногда мне хочется, чтобы мы заработали все сами. Твои деньги налагают ограничения.

– Наши деньги, – поправляет он и сыплет сахар в чай. Я, как всегда, не понимаю, почему бы просто не заказать сладкий. – И нет никаких ограничений. Мне нравится работать с папой.

Я вспоминаю о его перепалках с отцом и хочу возразить, но потом решаю, что все-таки я несправедлива. Мне очень повезло с родственниками.

– Посмотри хоть на Энди с Эллен, – говорит Нолан, – думаешь, они могут позволить себе такой дом и квартиру в Нью-Йорке на его зарплату и ее редкие гонорары?

– Наверное, нет, – на самом деле я знаю от матери, кто заплатил за их дом. И еще примерно полмиллиона за ремонт. И Нолан прав – Эллен это совершенно не напрягает.

Свекровь ее иногда бесит, но в целом ей нравятся Грэмы и нравится быть частью их семьи. Наверное, в этом и разница. Пельмени вдруг приобретают вкус клея.

– А мы живем в старом доме, за который заплатили сами, – продолжает Нолан, – и он, прямо скажем, не роскошный.

Я киваю. Именно Нолан потребовал, чтобы мы не переезжали. Чтобы мы сохранили связь с Дэниелом. После нескольких лет, когда мы во всем потакали моей матери и считали его комнату едва ли не музеем, мы наконец убрали большую часть личных вещей брата и поставили двуспальную кровать на место односпальной. Считается, что это комната для гостей, но мы редко ее используем и до сих пор зовем ее «комнатой Дэниела».

– В общем, я хотел сказать, что… тебе необязательно заниматься юриспруденцией.

– Знаю, – говорю я, проигрывая ход.

– Просто ты там такая несчастная… Какой смысл в этом?

Я киваю, думая, что это отличное начало для серьезного разговора. Но, может быть, то, чем я занимаюсь, важнее того, с кем я живу? Если тебя не радует собственная жизнь, как можно радоваться, деля ее с другим человеком? Так могла бы сказать Эми. На самом деле она наверняка именно это и сказала, хоть и другими словами.

– Ты прав, – говорю я, – мне плохо.

Это кажется мне настоящим прорывом. Отличный первый шаг.

– Так увольняйся, – говорит Нолан, – прямо в понедельник. Тебе же не слабо?

Эта мысль приносит такое облегчение, что я не могу сдержать улыбку.

– Наверное, так и сделаю, – я чувствую, как у меня гора с плеч сваливается.

У меня самый понимающий муж в мире. Я что, с ума сошла – думать, что проблема в нем, когда на самом деле она в жуткой работе и вечно неоплаченных счетах? Я вспоминаю об актерстве. Как я по нему скучаю. А сколько еще есть интересных вещей, которым я могу посвятить жизнь?

А потом я слышу следующие слова Нолана – как будто пластинка останавливается.

– Подумай. Ты могла бы сидеть дома и заниматься ребенком.

Я мрачно смотрю на него, думая, что целыми днями сидеть дома с Харпер – никакое не освобождение. И, как бы ни противно мне было признаваться в этом даже себе, я бы явно предпочла самую ненавистную работу круглосуточному сидению дома.

– А потом… – он медленно улыбается. Я как будто слышу барабанную дробь, и он заканчивает предложение в точности так, как я думаю. – Мы могли бы завести второго ребенка.

У меня сжимается сердце. Нет, что-то не то с нашим браком. Я должна рассказать Нолану, что чувствую. Я почти вываливаю ему все прямо в ресторане, но убеждаю себя, что нужно ехать дальше, а Нолан должен сосредоточиться на дороге. Потом мы приезжаем на место и долго раскладываем вещи. Потом Нолан идет на пробежку, мы оба принимаем душ и одеваемся к вечеру. Потом мы сидим во дворе в огромных деревянных качалках, пьем органический мартини и любуемся закатом за туманными синими горами. Пейзаж слишком хорош, чтобы портить его разговорами. И изысканный ужин из пяти блюд в «Амбаре», знаменитом романтическом ресторане курорта, тоже.

А вернувшись в номер, мы просто падаем на кровать. Отличной еды и вина было слишком много, чтобы просто остаться на ногах, не говоря уж о серьезном разговоре.

Но утром, когда я просыпаюсь в огромной старинной кровати с пологом и несколько секунд не понимаю, где нахожусь, я решаю, что оправдания кончились.

Я переворачиваюсь и смотрю на Нолана. Он постепенно открывает глаза.

– Доброе утро, – хрипло говорит он.

– Доброе утро. Поздравляю, – я с ужасом думаю, что вряд ли наша годовщина окажется счастливой.