Читать книгу "Украденное счастье - Олег Рой"

Так шли год за годом. Анрэ по-прежнему был на плаву, его банк процветал, а нефтяной бизнес приносил хорошие доходы. Он все так же души в дочери не чаял и проводил в ее обществе почти все свободное время. В Лугано семья Орелли пользовалась уважением и авторитетом, ни одно сколь-нибудь важное событие в жизни города не обходилось без их участия. На приемах в мэрии, всевозможных торжествах, презентациях или концертах приезжих знаменитостей отец и дочь всегда появлялись вместе: Анрэ – моложавый, импозантный, подтянутый; Анжела – непосредственная, очаровательная. Имиджем дочери банкир предпочитал заниматься сам. Он обожал ездить с ней по магазинам, выбирал украшения, аксессуары, одежду и обувь, лично объяснял стилистам и модельерам, какой вечерний туалет, прическу или макияж нужно сделать.

Новым увлечением отца и дочки стали путешествия. Они поставили себе задачу объездить весь мир и с удовольствием шли к намеченной цели. Три, а то и четыре раза в год Анрэ брал отпуск, и они отправлялись вдвоем то в Америку, то в Азию, то в Австралию, объездили почти всю Европу и побывали даже в Полинезии, где банкир приобрел в частное пользование крохотный, но очень симпатичный тропический островок. Только Россию им не довелось посетить. Несмотря на потрясение от встречи с музеями и художниками этой страны, Анрэ больше не стремился попасть туда и уж тем более везти с собой дочь. Да и Анжела не слишком-то интересовалась Россией. И если б кто-нибудь сказал ей, что ее судьба вскоре будет связана с выходцем из этой страны, она бы, скорее всего, просто в это не поверила и посмеялась…

Впервые Анжела и Владимир увиделись на пышном празднестве в честь тридцатипятилетия «Лугано-Прайвит– банка». Точнее, увиделись – это сказано слишком сильно. Она, красавица, дочь владельца, в роскошном туалете, сверкающая бриллиантами, была, разумеется, в центре внимания. Он, простой служащий, не так давно устроившийся на работу, скромно стоял в стороне и даже не решился к ней подойти.

Но прошло несколько дней, и они случайно столкнулись на улице. Владимир вежливо поздоровался, Анжела ответила холодным взглядом.

– Простите, я не помню, чтобы мы были знакомы, – сдержанно бросила она и хотела идти дальше, но он остановил ее.

– Это можно исправить, – весело сказал он. – Давайте познакомимся прямо сейчас.

Девушка внимательнее присмотрелась к молодому человеку, и он вдруг показался ей очень симпатичным. Невысокий, быть может, только на полголовы выше ее, стройный, худощавый. Темно-русые волосы, голубые глаза и обворожительная улыбка. И еще одно – он почему-то не вызывал в ней привычного отторжения. Ну вот нисколечко! Даже если бы вдруг взял ее за руку, ей бы не было противно…

– Я на улице не знакомлюсь! – ответила она скорее по инерции. Но тон ее говорил совсем другое, и Владимир тотчас это уловил.

– А в кафе?

– В каком смысле – в кафе? – не поняла Анжела.

– Давайте прямо сейчас зайдем в кафе, – предложил он. – И там познакомимся. Тогда это уже будет знакомство в кафе, а не на улице.

Анжела посмотрела на него и расхохоталась. Так звонко и радостно она еще ни разу не смеялась после той истории.

– Меня зовут Анжела, – сообщила девушка, когда они, сняв верхнюю одежду, уселись за столик в уютном гротто.

– Я это знаю, – кивнул он.

– Откуда?

– Я ведь работаю в банке вашего отца. И видел вас позавчера на празднике.

– Неужели? А как вас зовут?

– Владимир.

– Вла-ди-мир, – нараспев повторила Анжела, точно пробуя имя на вкус. И оно ей явно понравилось. – Вла-ди-мир… А что это значит?

– Ну, если переводить буквально, то «властелин мира».

– Ого! Вот прямо всего мира?

– Получается так.

– А как ваша фамилия?

– Яковлевский.

– Вы поляк?

– Я русский. Родился и вырос в России. Но при этом во мне одна четверть французской крови и одна – польской. Так что вам заказать?

– Чашку капучино и малиновый десерт со взбитыми сливками. Обожаю сладкое! Знаю, что это вредно и для здоровья, и для фигуры, но ничего не могу с собой поделать…

– Моя мама говорила, что любовь к сладкому – признак доброй души.

– Правда? Я не знала. – Анжеле вдруг вспомнился отец, который терпеть не мог сладкого.

– И как же вас, русско-польского француза, занесло в Швейцарию? – шутливо спросила она, когда официантка отошла от их столика.

– У меня здесь живет троюродный дед. В Берне. Ему уже за девяносто, он одинок, у него больше не осталось никого из родных. Он разыскал меня, уговорил приехать – и вот я теперь здесь живу.

– Я слышала, что из России не так-то просто выехать.

– Это в прошлом. Сейчас там перестройка.

– Пе-ре-строй-ка…

– Именно так.

– Да… Я слышала об этой самой пе-ре-строй-ка, папины знакомые художники из России что-то такое рассказывали. Недавно приезжал из Москвы Жора Плоцков-Колонус, русский Тулуз-Лотрек…

– Не знаю такого художника.

– Ну как же вы не слышали! Он выставлялся в Париже, в Лондоне, Вене, у нас в Швейцарии… Он нам рассказывал о митингах, о вашем Гордачеве…

Владимир расхохотался.

– Я что-то неправильно сказала? – смутилась девушка.

– Немного не так произнесли фамилию. Но по смыслу очень точно!

– И по телевизору я видела этого вашего Гордачева. У него родимое пятно вот на этом месте. – Анжела провела рукой по лбу. – Вот здесь!

– Только не показывайте на себе, – попросил Владимир.

– Почему?

– Плохая примета.

– Вы тоже верите в приметы, – улыбнулась она. – Прямо как Жора. Тот, чуть что, сразу ищет что-нибудь деревянное, чтобы об это постучать, и приговаривает так смешно: «Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить!» Папа сказал, что все русские ужасно суеверны.

Владимир пожал плечами:

– Возможно, в этом ваш отец прав.

– И не только в этом! – с гордостью проговорила Анжела. – Мой папа прав всегда и во всем. Ну, почти…

Отрывки из дневника Анрэ Орелли

20 января 1970 года

Сегодня впервые после долгой и пасмурной зимы выглянуло солнце. Я поднес моего ангелочка к окну. «Гляди, там солнышко, – сказал я. – На улице солнышко, и на руках у меня солнышко. Получается, у меня два солнышка». Не знаю уж, что поняла моя девочка, но она радостно засмеялась. Я залюбовался ею. У нее совсем белые волосики, восхитительно нежная кожа и карие глазки. Да-да, карие, моя теща Тереза оказалась права – они действительно потемнели. Точь-в-точь такие веселые темные глаза с искоркой были у моей мамы… И еще – у Наташи.