Читать книгу "Думай, что говоришь - Елена Первушина"

А вот что такое кибитка и чем она отличается от коляски? Само слово напоминает нам то ли о степных кочевниках, то ли о цыганах. Помните, как в песне «Мой костер в тумане светит», написанной на стихи Якова Полонского:

Ночь пройдет, и спозаранокВ степь далеко, милый мой,Я уйду с толпой цыганокЗа кибиткой кочевой.

Но кибитками не пренебрегали и русские путешественники. Именно в кибитке уехал из дома Петруша Гринев. В кибитке совершает свое знаменитое путешествие из Петербурга в Москву герой Радищева: «Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом». В самом деле, в кибитке удобнее всего было лежать – там, как правило, не было сидений, на дно для утепления кидали шкуры, а сверху путешественника защищала крыша, сделанная из рогожи, натянутой на изогнутые дугой прутья. Само же слово «кибитка» происходит от арабского «кубба(т)» – «купол».

Для любителей комфорта в путешествии также подходит «дормез». Это карета для далеких путешествий, в которой можно лежать. И название на это намекает: «dormir» по-французски – «спать».

Путешествовали также на тарантасах. Происхождение слова непонятно, но его конструкция едва ли была заимствована напрямую у кочевых народов, потому что ее основу составляла длинная деревянная рама, уменьшавшая дорожную тряску и называвшаяся «дрогами», а в Сибири – «долгушами». На них ставился кузов, в котором можно было путешествовать сидя или полулежа.

Владимир Сологуб в рассказе, который так и называется «Тарантас», пишет: «Но что за тарантас, что за удивительное изобретение ума человеческого! Вообразите два длинные шеста, две параллельные дубины, неизмеримые и бесконечные; посреди них как будто брошена нечаянно огромная корзина, округленная по бокам, как исполинский кубок, как чаша преждепотопных обедов; на концах дубин приделаны колеса, и все это странное создание кажется издали каким-то диким порождением фантастического мира, чем-то средним между стрекозой и кибиткой».

Но можно было путешествовать и без кузова, просто на дрогах. Конечно такая поездка была гораздо менее комфортной – так путешествовали люди небогатые, крестьяне или мещане. На дрогах ехал по степи юный Антон Чехов со своим отцом. В рассказе «Красавица» читаем: «Маша со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора». Но более известны дроги тем, что на них везли на кладбище покойников. У Некрасова в «Забытой деревне»:

Наконец однажды середи дорогиШестернею цугом показались дроги:На дрогах высоких гроб стоит дубовый,А в гробу-то барин; а за гробом – новый.Старого отпели, новый слезы вытер,Сел в свою карету – и уехал в Питер.

Конструкция «дрожек» такая же, как и у «дрог», на что и намекает название. Это снова длинная деревянная рама без крыши и с самым простым сидением, рассчитанным на двух человек. Зато дрожки были очень легкими и позволяли передвигаться быстро, используя всего одну лошадь, а не шестерых, как в стихотворении Некрасова. На дрожках, конечно, было невозможно отправляться в далекие путешествия, зато они отлично подходили для поездок по городу. Именно дрожки велит закладывать городничий в «Ревизоре», когда вместе в Добчинским спешит в гостиницу на встречу с таинственным «инкогнито». Дрожкам посвящен его комичный диалог с Бобчинским:

Бобчинский. И я, и я… Позвольте и мне, Антон Антонович!

Городничий. Нет, нет, Петр Иванович, нельзя, нельзя! Неловко, да и на дрожках не поместимся.

Бобчинский. Ничего, ничего, я так: петушком, петушком побегу за дрожками. Мне бы только немножко в щелочку-та, в дверь этак посмотреть, как у него эти поступки.

Название этих повозок – возможно, очень древнее и происходит от англосаксонского слова «dragan», означающего «тянуть».

Те же, кто ценил не только быстроту, но и удобство, ставили на легкую раму дрожек кузов, а потом и рессоры. И получалась коляска, сочетавшая в себе легкость дрожек и удобство тарантаса.

А еще были брички, линейки, фаэтоны, кабриолеты, шарабаны, колымаги, рыдваны – средства перемещения на любой вкус и любой достаток.

* * *

В середине XIX века в России появились железные дороги, и тут же русскому языку понадобилось много новых слов. Известно, что первые локомотивы (это слово происходит от латинского «locomоtion» – движение) называли не «паровозами», а «пароходами». В знаменитой песне Михаила Глинки на слова Нестора Кукольника мы слышим:

Дым столбом – кипит, дымитсяПароход…Пестрота, разгул, волненье,Ожиданье, нетерпенье…Православный веселитсяНаш народ.И быстрее, шибче волиПоезд мчится в чистом поле.

Но вот вопрос посложнее: как в то время называли пароходы – то есть, суда на паровом двигателе?

Их называли «пироскафами»! Это слово содержит два греческих корня: «pyr» – огонь, «skaphos» – судно. В 1830 году Пушкин в своей незаконченной повести писал: «Уже воображал себя на пироскафе. Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на часы. Пироскаф тронулся: морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег…»

Но это слово так и не прижилось в русском языке. Уже с словаре Даля мы читаем: «пароход – судно, движимое парами, посредством лопаточных колес или винта с лопастями». Два корня в слове «пироскаф» ждала в русском языке разная судьба. Первый помнят разве что психиатры, знающие болезнь «пироманию» – страсть к разжиганию огня. А вот корень «скаф» в ХX веке неожиданно нашел применение в слове «скафандр» – своеобразный «мини-корабль для одного человека».

* * *

Если есть поезда, то должны быть и вокзалы! Это слово можно отыскать и в словаре Даля, но сделать его не так просто, поскольку там оно фигурирует как «воксалъ». Даль поясняет, что оно происходит из английского языка и означает «сборная палата, зал на гульбище или сходбище, где обычно бывает музыка». Как странно, не правда ли?

Но Даль не ошибается! Именно такое значение имело слово «вокзал» до 1851 года, когда в России начали строить железные дороги. Например, в одном из лицейских стихотворений Пушкина мы можем прочесть:

Пролетело счастья время,Как, любви не зная бремя,Я живал да попевал,Как в театре и на балах,На гуляньях иль в вокзалахЛегким зефиром летал.

Все дело в том, что слово «вокзал» действительно пришло русский язык из английского. Заведение под названием Воксхолл-Гарденз было расположено на южном берегу Темзы и являлось одним из главных в Лондоне мест общественного отдыха и развлечений с середины XVII до середины XIX веков. Считается, что его название происходит от фамилии владелицы – некоей Джейн Вокс. Другие историки отмечают, что до первой четверти XVIII века заведение называлось «Фоксхоллом» (Fox-hall), то есть, «Лисьим залом».