Читать книгу "Ничего не возьму с собой - Алла Полянская"

— Именно. — Никита покачал головой. — А тут этот мальчишка… я ведь много раз переезжал и всегда находил общий язык с ребятами, но этот… Не могу тебе даже передать, как он досаждал мне. Он был старше на три года, весь такой злобно-жилистый. У нас были и другие дети в городке, но меня он невзлюбил особенно. Возможно, потому, что мой отец был тогда заместителем начальника военной части, или я более-менее подходил ему по возрасту. Но вышло так, что мы не просто не подружились, а он превратил мою жизнь в ад. Я не говорил отцу, а он спрашивал иногда: «Ты почему с Костей не дружишь?» А я не мог сказать, мне казалось, отец станет презирать меня. Я избегал открытого конфликта, как только мог, но как-то я шел из школы, а он догнал меня, начал толкать, говорить гадости, и я впервые не стерпел.

— И что ты сделал? — интересуется Аня.

— Мы подрались… ну, как подрались: он меня сильно избил, настолько сильно, что домой я не дошел, меня нашли на обочине солдаты из нашей части — ехали откуда-то. И они меня знали. Привезли домой, и мать в два счета выяснила, что случилось. Я умолял ее не говорить отцу, но у меня фактически не было лица. Скрыть такое было невозможно. Мать тогда очень ругала меня за то, что я не сказал раньше. Меня уложили в наш госпиталь с сотрясением мозга, а когда я вышел, тот мальчишка обходил меня десятой дорогой. Как я потом узнал, отец вызвал к себе капитана, отца этого Кости. О чем они говорил, я не знаю, но, когда капитан пришел домой, он так бил мальчишку, что на его крики сбежались все соседи. А это что-то да значило, потому что капитан регулярно колотил жену и детей. Отец не раз делал ему замечания насчет этого, но тот не каялся: после нагоняя какое-то время тихо, потом опять крики, шум, жена его с разбитым лицом… Отцу говорили — не вмешивайся, это их семья, но отец считал, что такое поведение недопустимо для офицера, да и вообще недопустимо. А его мальчишка, насмотревшись, колотил всех вокруг. Ну, и меня тогда отделал — я реально сутки не видел ничего, до того заплыли глаза, маму только по голосу узнал. И за это папаша его избивал часа два, пришлось вмешаться начальнику военной части, иначе убил бы.

— О господи! — Аня поежилась. — Ужас какой.

— Ну, мне тогда это показалось достойной расплатой. — Никита свернул с проспекта во двор. — Срежем тут немного… так я о чем тебе говорю. Мальчишка этот где-то поймал небольшую гюрзу — это змеи такие, в Казахстане водятся. Хотел подбросить ее мне в окно, потому что он от меня отстать-то отстал, но выволочки не забыл и хотел мне отомстить. Он думал, меня нет в комнате — в тот день у нас была школьная экскурсия, но я остался дома, у меня горло разболелось. А он не знал и собирался бросить эту гюрзу в мою комнату, чтоб по возвращении я наткнулся на нее и она меня укусила. И вот я сижу себе в уголке, сооружаю из конструктора автомобиль, а тут он сунулся в окно — у нас такие домики были, с высоким выступающим фундаментом. Так он влез на фундамент, змея в руке — за голову держал, а я увидел и закричал. Он не ожидал и разжал пальцы, а гюрза эта возьми извернись, да и укуси его. Как он кричал, если б ты знала! Упал на землю, катался по ней, рвал на себе одежду, а змея под кровать утянулась. Мама очень испугалась, тут же позвонила отцу, сбежались люди, изловили змею, а мальчишку отвезли в госпиталь, где через два часа он умер. Ань, ну честное слово… когда мне сказали, что он умер, я был счастлив. Вот до какой степени он отравил мне жизнь. Потом уже я услыхал разговоры других, и никто о нем не сожалел, даже родной отец, у которого из-за такого сына были огромные неприятности по службе, и не раз. Он досаждал, как оказалось, абсолютно всем!

— Да, бывают такие люди, — согласилась Анна, вспомнив противную кладовщицу Ирку.

— В общем, хоронили его на местном кладбище, — продолжил Никита. — И я помню свое какое-то странное чувство: с одной стороны, я испытывал невероятное облегчение, ведь мальчишка этот изводил меня каждый день, хоть из дома не выходи, а с другой стороны, его мать так убивалась, так сильно кричала, бросалась на гроб… В общем, это и понятно, он-то для нее был ребенком, этот скверный мальчишка, в голове которого были только злые мысли и злые намерения. Его мать выла и проклинала всех, кто пришел на эти похороны, ее муж пытался заткнуть ей рот, и было видно, что ему до смерти хочется ее ударить. После похорон он ее сильно избил, мы слышали крики, но не вмешивались, никто не вмешивался. Она была туркменка, маленькая такая, тонкая, с огромными глазами, а ее младшие дети — погодки, мальчик и девочка — им тогда было лет пять-шесть, наверное, были на нее очень похожи. А вот Костя этот получился точной копией отца — высокий такой, белесый и такой же злобный ублюдок, как и папаша. Но мать его любила безумно, старший сын для мусульманки много значит… а, как я уже говорил, капитан имел обыкновение поколачивать жену, и она молча терпела. После похорон она стала просто черная от горя, каждый день на кладбище ходила и выла, как волчица, или разговаривала с ним там, вот так сидела и разговаривала. А как-то утром мама увидела, как она сыплет землю под моим окном! С кладбища землю. Она сама потом сказала — считала, что, если бы не я, ее сын был бы жив. По своему-то она, конечно, была права. Если забыть о том, что ее сын влез в мое окно с живой змеей в руках! В общем, ее увезли в сумасшедший дом, а мне вдруг стало казаться, что Костя этот ночью придет и постучит в окошко. Я просто спать не мог, все ждал. Я поверить не мог, что такое зло может исчезнуть бесследно! Родители таскали меня к доктору — до того я похудел и осунулся, дошло до того, что я шарахался от каждой тени и перестал выходить из дома, но и один находиться не мог. И рассказать отцу не мог — боялся, что он станет презирать меня, а для меня его уважение очень много значило. Я боялся, что отец скажет: ты должен себя перебороть! А как перебороть, когда я иногда по ночам уже трупный запах чувствовал от окна?!

— Как это?

— А так. — Никита хмурится. — Только ночь, я все окна запру, шторы задерну, лампу включу, а от окна мертвечиной тянет. Я как-то раз маму позвал и, словно между делом, говорю: не пойму, что за запах от окна идет, чем-то воняет, а мама говорит: нет, ничего не чувствую, что-то ты придумал себе. Так вот доктору этому я все выложил, как есть. И он тогда пообещал решить проблему, а сам поговорил с отцом и посоветовал ему перевестись с этого места как можно дальше, и отец за пару дней все уладил, и уехали мы оттуда очень далеко. Не стал он ни увещевать меня, понимаешь, ни призывать взять себя в руки, ничего. Просто написал рапорт о переводе, и через неделю мы уже обживали новое место. И все сразу прекратилось, само собой наладилось. Но с тех пор я терпеть не могу похороны.

Аня кивнула, вполне разделяя чувства Никиты. А еще с горечью подумала о том, что Никита для своих родителей значил куда больше, чем они с Игорем для своих.

* * *

— Да, брат, умеешь ты задачки задавать. — Бережной, надев очки, просматривал распечатанные страницы. — Но что-то тут есть, безусловно, и следствие мы с тобой засекретим. Официально его не будет. Зарегистрируем факт хулиганства, раз есть пострадавшая, и пострадала она очень ощутимо. А сами осторожно копнем старые дела, я сам сделаю запрос. Есть у меня приятель, выдаст нам в лучшем виде все дела, и никто об этом знать не будет. Плохо то, что половина трупов по военному ведомству, но и это мы, по итогу, порешаем. Да, задачка… Тут ведь замысел чувствуется! Масштаб! Мориарти какой-то, ей-богу. Сколько людей в этом задействовано, я не берусь даже предположить. Большинство из них вряд ли понимало и понимают, для чего именно их используют, даже рыжая бабенка, оттяпавшая у Радецкого генеральские хоромы, и та вряд ли понимает, в какой игре участвует.