Читать книгу "Депеш Мод - Сергей Жадан"

Вбей 7-8 небольших гвоздей (следи за тем, чтобы во время вбивания не порвалась верёвка). Смешай 5 вес.ч. магниевого порошка с 6 вес. ч. калиевой селитры и аккуратно перемешивай до однородного состояния. Засыпь этой смесью всю отрезанную часть гильзы, постоянно её утрамбовывая. Снова отступи от конца на 0,5-1 см и передави толстой проволокой, перед тем вставив туда гвоздь головкой вверх. Ещё раз намотай 10-15 мотков крепкой верёвки и вбей до 10 гвоздей. Спустя какое-то время (сутки—полтора) аккуратно намотай растянутую резиновую нитку по бокам бомбы. Через пару дней сними резинку и вытащи гвоздь. На место гвоздя вставь бикфордов шнур. Вставь его как можно глубже, вставь его! И оставь устройство в таком состоянии сохнуть около недели на батарее центрального отопления или две недели при комнатной температуре. После этого устройство готово к использованию.

Примечание: Используй его, дорогой друг, по назначению, хули там!

Ещё, друг, настоятельно рекомендуем тебе нитроглицерин. Если ты действительно сможешь его изготовить, значит, мы старались недаром.

Так вот — перед тем, как описать эту удивительную технологию, хотим предупредить тебя про необходимые меры безопасности, хоть и понимаем, что тебе оно всё равно. Всё же рекомендуем не чураться хотя бы минимальных мер безопасности. Поскольку нитроглицерин, товарищ, это очень чувствительное вещество, ты себе даже не представляешь — насколько оно чувствительное. Мы, честно говоря, тоже. Советуем тебе поработать с теми количественными показателями, которые тут приводятся, по крайней мере, если тебя и разорвёт, то можно будет хотя бы собрать твои пролетарские куски в кучу. В общем — к делу, товарищ:

Налей в 75-мл мензурку 13 мл азотной кислоты, которая дымит (98%)

Помести мензурку в ведро со льдом и дай ей остыть до температуры ниже комнатной.

Когда азотная кислота остынет, добавь тройной объём серной кислоты (99%) — 39 мл. Кислоты смешивай очень осторожно, не допускай их разливания.

После этого нужно снизить температуру раствора до 10-15 градусов Цельсия, добавляя лёд.

Добавь глицерин. Делать это нужно очень осторожно при помощи пипетки, пока вся поверхность жидкости не покроется слоем глицерина.

Нитрование —очень опасная стадия. Во время реакции выделяется тепло, поэтому поддерживай температуру на уровне 30 градусов Цельсия. Если она начнёт подниматься — сразу же охлаждай смесь!

Первые 10 минут нитрования, смесь необходимо осторожно размешивать, пытаясь не касаться стенок. При нормальной реакции нитроглицерин образует слой на поверхности.

После успешного нитрования жидкость с мензурки необходимо очень осторожно перелить в другую ёмкость с водой. Нитроглицерин должен осесть на дно.

Слей, сколько сможешь, кислоту, не смешивая её с нитроглицерином, и при помощи пипетки перенеси его в раствор бикарбоната натрия (питьевой соды). Остатки кислоты будут нейтрализованы.

При помощи пипетки отдели нитроглицерин. Для того, чтобы проверить изготовленный продукт, помести маленькую капельку на металлическую поверхность и подожги. Если выживешь, то увидишь, что нитроглицерин вспыхивает чистым голубым пламенем.

Полученную порцию рекомендуем переделать в динамит, поскольку нитроглицерин, падла, имеет плохую привычку взрываться без единой на то причины.

И помни — они очень хотели бы, чтобы ты всего этого не делал! Возможно, сам ты делать этого тоже не хочешь. Но знай, что на самом деле все бомбы делятся на две категории — те, которые бросаешь ты, и те, которые бросают в тебя. Так займи же удобную для себя позицию на решающей стадии борьбы пролетариата за собственное, блядь, освобождение!

09.00

Да, думаю я, ну и книга. Я откладываю брошюру в сторону, беру другую и сразу наталкиваюсь на фразу «Слово Иисусу Христу», о, думаю, это что — какая-то стенограмма, потом присматриваюсь — на самом деле там написано «Слава Иисусу Христу», так тоже интересно, думаю, хотя было бы интереснее, если это действительно оказалась стенограмма, представляете какие-то сборы, на каком-нибудь заводе, и вдруг ведущий объявляет — а теперь слово предоставляется товарищу Иисусу Христу. Регламент — десять минут. Думаю, этого было бы целиком достаточно.

— Откуда у тебя такие книги?

— Эту, которая про бомбы, я у Чапая взял. У него их там целая пачка была. А про Иисуса Какао дал.

— А у Какао откуда такие книги? — спрашиваю.

— А он, —произносит Вася, — с мормонами тусит. Хотя нет, не с мормонами, с этими, как их — с баптистами.

— А какая разница?

— Мормоны могут иметь несколько жён.

— Какао это не светит, — говорю. — Он полный мудак.

— Да, — соглашается Вася, — он полный.

— Знаешь, — говорит он мне, помолчав, — я тут читал книги богословов разных, тоже Какао приносил. Прикольные, в принципе, богословы. Только меня нервирует, что там постоянно, когда они цитируют библию, пишется на каждой странице «От Луки», «От Ивана», «От Матвея», понимаешь? Так, знаешь, будто в электричке кто-то идёт, продаёт яд и кричит — от тараканов! от крыс! от мокриц каких-нибудь! Понимаешь?

Я поражённо смотрю на Васю. «От тараканов»… Что у человека в голове?

09.30

Дождь было видно, ещё только он появился там — вверху, уже тогда было понятно, что всё это сейчас окажется здесь, среди нас, оставалось только ждать и вот, действительно — начинается дождь, мы выбегаем на платформу и бежим в направлении вокзала, возле дверей, под козырьком, стоит толпа сумасшедших утренних пассажиров, которые пытаются куда-то выехать из своей Узловой, дождь становится всё плотнее и плотнее, падает на нас, падает на вокзал, на электричку, на которой мы приехали, на нескольких мужиков в оранжевых жилетках, которые идут по платформе и будто не замечают весь этот дождь, всю эту толпу, я вдруг думаю, что на самом деле дождь не такой уж и холодный, нормальный дождь, падает себе, куда должен падать, что тут сильно заморачиваться, и я иду под ближайшие деревья, которые растут рядом со строением вокзала, Вася и Собака плетутся за мной, мы становимся под чем-то хвойным и смотрим из-под веток на тучи, которые разворачиваются и сворачиваются над бесконечными путями, проползают с севера на юг, с востока на запад, оставляя за собой мокрые цистерны и холодные потоки в сточных трубах, и когда всё это заканчивается, где-то через полчаса,

10.00

когда дождь останавливается и начинается нормальное летнее утро, выходной день, кстати, из вокзала выходит какой-то инвалид, или просто алкоголик, даже не знаю — очевидно, просто пьяный инвалид, в одной руке небольшой стул, а в другой — какую-то коробку, стул он ставит просто на платформу, садится себе и ставит перед собой коробку, раскрывает её, и — ничего себе — оказывается, что это патефон, настоящий старый патефон, как в телевизоре, одно слово, инвалид достает какую-то пластинку, что-то там крутит и машина вдруг начинает работать, кто бы мог подумать, он довольно оглядывает всех дембелей и всех мужиков в оранжевых жилетках, но никто не вдупляет, что это за инвалид и что это за патефон у него тут на платформе, тогда инвалид замечает нас и понимает —если в этом бестиарии кто-то его и воспринимает, то разве что эти трое сонные, мокрые, обездоленные придурки — то есть мы, и он улыбается нам, мол — давайте, пацаны, идите сюда, послушаем райские мелодии для инвалидов и юродивых, когда ещё вы такое услышите, идите-идите, не бойтесь. Мы подходим к нему, он нам и дальше улыбается, хотя, может, он на самом деле и не нам улыбается, ну, всё равно приятно, что не говорите, мы садимся рядом и слушаем его жёсткое, подранное и потрёпанное виниловое ретро, Собака тоже улыбается и вообще распускает сопли, и я так себе думаю — что вот и дембели, и оранжевые мужики, и мокрые деревья, и холодные потоки — во всём этом будто бы ничего и нет, ну, нормальные мужики, нормальные дембели, потоки нормальные но вместе с тем, я сижу сейчас тут — на этом вокзале, рядом с незнакомым мне инвалидом, слушаю говённое, в принципе, ретро, но есть в этом что-то правильное, именно так всё и должно быть, и убери отсюда сейчас потоки, или убери отсюда оранжевых мужиков — всё сразу исчезнет, радость и спокойствие держатся именно на большом логическом объединении тысячи никому не нужных, аномальных шизофренических штук, которые, слившись во что-то единое, дают тебе, в конце-концов, полное представление о том, что такое счастье, что такое жизнь, и главное — что такое смерть.